La tragédie intime de Tchaïkovski.

La tragédie intime de Tchaïkovski. 

(Version française)

    Tchaïkovsky était un grand artiste et un compositeur unanimement salué comme un des plus grands de la Russie de la fin du XIXe siècle, peut-être le plus grand, mais il ne pouvait avouer à son amie la plus chère, Nadezhda van Meck, qui était à la fois son meilleur soutien moral et sa mécène, celle qui lui permettait de vivre de son art, la véritable nature de son Moi profond. Il ne pouvait lui révéler son homosexualité parce qu’elle le vénérait, voyant en lui l’homme idéal, non seulement le compositeur génial de la musique qu’elle adorait et qui la touchait plus qu’aucune autre, mais aussi un homme différent du commun des mortels, parce qu’elle considérait que la source de son génie ne pouvait provenir que de son inhumanité, de sa nature humaine supérieure et différente. Il ne pouvait lui avouer qu’il était un homme comme les autres, avec des pulsions et des désirs, et que sa sexualité faisait partie intégrante de sa personnalité qu’elle admirait tant. Il ne pouvait lui dire que cette sexualité « problématique » était peut-être même à l’origine de son génie créateur, parce que cette musique si belle, si douce à entendre, si chargée en émotions sublimes et délicates aux oreilles de son admiratrice, c’était l’expression de son déchirement intérieur, de son tiraillement entre sa nature humaine, trop humaine, faite de de désirs et de pulsions, et ses aspirations divines qui lui fournissaient l’inspiration et lui permettaient de concevoir ses chefs-d’œuvre. Il ne pouvait le lui avouer, il lui mentait donc, au moins par omission, mais était-il coupable ? Il ne pouvait le lui avouer parce que cela aurait détruit son idéal à elle, et parce qu’il pressentait que ça le conduirait à interrompre son mécénat alors que, précisément parce qu’il était un homme, un être humain comme les autres, il avait besoin de cet argent pour vivre, et pouvoir continuer à composer cette musique qui la ravissait tant. C’est d’ailleurs ce qui s’est produit quand elle a appris son homosexualité, elle a rompu avec lui, arrêtant brutalement de verser la rente qu’elle lui versait généreusement et dont il avait besoin, se disant ruinée. 

    Tchaïkovsky était-il coupable ? Si l’on met de côté l’incommensurable présomption qu’il y a à juger un homme, était-il mesquin de songer aux conséquences matérielles de sa sincérité, s’il avait eu le courage de lui avouer la vérité ? N’avait-elle pas sa part de responsabilité, en ne pouvant imaginer que le compositeur d’une musique qui lui était si agréable, qui la touchait et lui procurait de telles émotions, était aussi un homme, simplement un homme, avec ce que cela implique de banalité et de trivialité ? La musique qu’elle admirait tant auparavant avait-elle perdu toute sa valeur, du simple fait qu’elle avait appris que son compositeur préféré était homosexuel, c’est-à-dire juste un homme ? 

    Cela n’efface pas la générosité dont elle a fait preuve pendant les quatorze années où elle a été la mécène de Tchaïkovsky, lui permettant de vivre de son art. Mais de son côté, lui ne s’est pas moqué d’elle, il a composé la musique qu’elle aimait et dont elle avait besoin pour contrebalancer la vulgarité du monde. 

    Son courage aura été de garder pour lui ses contradictions et ses déchirements même si, en apparence, cela peut ressembler à un mensonge par omission. 

20 décembre 2015. 

Traduction (Russe)

Интимная трагедия Чайковского.

    Чайковский был великим художником и композитором, которого единогласно провозглашали одним из величайших художников России конца XIX века, возможно, даже величайшим, но он не мог раскрывать своему дорогому другу Надежде ван Мек, его лучшей моральной поддержкой и его покровителем, она, которая позволила ему жить своим искусством, истинной природой его глубокого Я. Он не мог открыть ей свою гомосексуальность, потому что она боготворила его, видя в нем идеального мужчину, не только гениального композитора этой музыки, которую она обожала и которая трогала её больше всех остальных, но и человека, отличного от простых смертных, потому что она считала, что источник ее гения лежит именно и может произойти только из его бесчеловечности, его превосходящей и иной человеческой природы. Он не мог раскрывать ей, что он такой же человек, как и любой другой, с импульсами и желаниями, и что его сексуальность была неотъемлемой частью его личности, которой она так восхищалась. Он не мог сказать ей, что эта «проблемная» сексуальность, возможно, даже лежала в основе его творческого гения, потому что эта музыка, такая красивая, такая приятная на слух, столь наполненная возвышенными и тонкими эмоциями для ушей его поклонници, была выражение зла его души, его напряжения между его человеческой природой, слишком человеческой, состоящей из желаний и импульсов, и его божественными устремлениями, которые давали ему вдохновение и позволяли ему создавать свои шедевры. Он не мог ей в этом раскрывать, поэтому лгал ей, по крайней мере, по упущению, но виновен ли он ? Он не мог раскрывать ей в этом, потому что это разрушило бы её идеал, и потому что он почувствовал, что это заставило бы его прервать свое меценатство, когда именно потому, что он был мужчиной, таким же человеком, как и другие, ему нужны были эти деньги, чтобы житьб и иметь возможность продолжать сочинять музыку, которая так её восхищала. На самом деле, вот что произошло и когда она узнала о его гомосексуальности, она порвала с ним, резко перестав выплачивать пенсию, которую она ему щедро платила и в которой он нуждался, заявив, что была разорена.

    Виновен ли Чайковский ? Если отбросить безмерную самонадеянность, которая возникает при осуждении человека, разве мелочно было бы думать о материальных последствиях его искренности, если бы у него хватило смелости раскрывать правде ? Разве на ней не было своей доли ответственности за то, что она не могла представить себе, что композитор музыки, которая ей так нравилась, которая трогала её и вызывала такие эмоции, был ещё и мужчиной, просто мужчиной, с сопутствующей банальностью и тривиальностью ? Неужели музыка, которой она когда-то так восхищалась, потеряла всю свою ценность просто потому, что она узнала, что ее любимый композитор был гомосексуалистом, то есть просто мужчиной ? 

    Это не отменяет щедрости, которую она проявляла в течение четырнадцати лет, когда была покровительницей Чайковского, позволяя ему зарабатывать на жизнь своим искусством. Но он, со своей стороны, не смеялся над ней, а сочинял ту музыку, которую она любила и которая была ей нужна, чтобы забыть пошлость мира.

    Его мужество бул заключаться в том, чтобы держать при себе свои противоречия и свои горести, даже если на первый взгляд это может показаться ложью по упущению. 

20 декабря 2015 г.