La Cerisaie. Вишневый сад. 

Écrit par REN ZUR

Вишневый сад. 



ПЕРСОНАЖИ


ЛЮБОВЬ АНДРЕЕВНА РАНЕВСКАЯ, помещица.

Аня, его дочь, семнадцать лет.

ВАРИЯ, его приемная дочь, двадцать четыре года.

ЛЕОНИД АНДРЕЕВИЧ ГАЕВ, брат его.

ЕРМОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ЛОПАХИН, купец.

ТРОФИМОВ ПЕТР СЕРГЕВИЧ, студент.

БОРИС БОРИСОВИЧ СИМЕОНОВ - ПИЧЧИК, помещик.

ШАРЛОТТА ИВАНОВНА, экономка.

ЕПИХОДОВ СЕМЕН ПАНТЕЛЕЕВИЧ, бухгалтер.

ДУНИЯЧА, горничная.

ФИРС, камердинер, восемьдесят семь лет.

ЯЧА, молодой камердинер.

Прохожий.

Начальник станции.

Почтовый работник.

Гости, слуги.


Действие происходит в имении Любови Андреевны Раневской.





АКТ I


Комната, которую мы до сих пор называем детской спальней. Дверь ведет в комнату Ани. Это рассвет. Солнце скоро взойдет. Уже май : цветут вишни, а с утра холодно, белый иней. Окна закрыты.

Входят Дуняша со свечой и Лопахин с книгой в руке.


ЛОПАХИН

Поезд прибыл, слава Богу. Который сейчас час ?


ДУНИАЧА

Почти два часа. (Задувает свечу.) Уже светло.


ЛОПАХИН

Но насколько опоздал этот поезд ? Минимум два часа. (Он зевает и потягивается.) Ах, я хорошо выгляжу. Какой идиот. Я прихожу сюда, чтобы забрать их со станции, и засыпаю. Это очень бесит... Почему ты меня не разбудил?


ДУНИАЧА

Я думал, Вы ушли. (Слушает.) Вот, я думаю, они придут.


ЛОПАХИН, слушая.

Нет... Там багаж вывезти, и все такое... (Пауза.) Любовь Андреевна пять лет провела за границей, я не знаю, что с ней случилось... Она была хорошим человеком. Легко жить, просто. Помню, я был молод, мне было лет пятнадцать, мой бедный отец - у него здесь, в деревне, магазин был - ударил меня, из носа пошла кровь... Мы оба пришли сюда, во двор. За что ? Я не знаю. Он был немного пьян. Помню это, как будто это было вчера, Любовь Андреевна была такая молодая и тонкая, она повела меня к раковине здесь, в детской комнате. «Не плачь, маленький мужик, — сказала она мне, — это излечится от твоего замужества...» (Пауза.) Маленький мужик... Правда, у меня отец был мужик, а я, смотри : белый жилет и желтые туфли. Похоже на свинью в чайной... Единственное, да, у меня есть деньги, кучи денег, но если немного почесать, если подумать, мужик я, мужик, я останусь... (Переворачивает через книгу.) Я хотел прочитать эту книгу, я ничего не понял, я читал, я спал. (Пауза.)


ДУНИАЧА

Собаки не спали всю ночь. Они чувствуют прибытие хозяев.


ЛОПАХИН

Что не так, Дуняша...


ДУНИАЧА

У меня руки трясутся, мне будет плохо.


ЛОПАХИН

Ты слишком деликатная, Дуняша. Ты одеваешься как юная леди и посмотри на эту прическу. Ты неправа. Каждый должен оставаться на своем месте.


Входит Епиходов с букетом. Он в куртке, и его великолепно начищенные ботинки скрипят при каждом шаге. Входя, он роняет букет.


ЕПИХОДОВ, поднимая букет.

Так. Садовник отправляет их разместить в столовой.


Он дарит цветы Дуняхе.


ЛОПАХИ

И принеси мне кваса.


ДУНИАЧА

Ну, сэр.

Она выходит.


ЕПИХОДОВ

Сегодня утром у нас белый иней, минус три градуса, и вишневый сад цветет. Я не могу одобрить наш климат. (Вздох.) Я не могу. Наш климат не совсем благоприятен для сотрудничества. А еще, Ермолай Алексеевич, позвольте вам сказать, что я купил эти сапоги три дня тому назад, и они трескаются, смею вас уверить, нестерпимо. Чем их смазывать ?


ЛОПАХИН

Оставь меня в покое. Ты действуешь мне на нервы.


ЕПИХОДОВ

Каждый день меня постигает новая беда. Но я не жалуюсь. Я привыкаю к ​​этому. Это даже заставляет меня улыбаться.


Входит Дуняша, которая несет квас Лопахину.


Я выхожу.


Он натыкается на стул, который опрокидывается.


И вот...


С торжествующим видом :

Понимаете, простите за выражение, но такого рода инцидент... Я имею в виду, он замечательный! (Он выходит.)


ДУНИАЧА

И я вам должен признаться, Ермолай Алексеевич, что Епиходов просил меня выйти за него замуж.


ЛОПАХИН

Ах!


ДУНИАЧА

И, честно говоря, не знаю... Он очень тихий человек, но иногда, когда он начинает говорить, ничего не понимаешь. Говорит хорошо, с чувством, но я ничего не понимаю. Я думаю, он мне нравится. Он любит меня как сумасшедший. Он неудачливый человек. Что-то каждый день. Над ним здесь смеются, называют его «двадцать две беды»…


ЛОПАХИН, слушает.

Вот и все, я думаю, они прибывают...


ДУНИАЧА

Они прибывают... А что со мной ?... Мне совсем холодно.


ЛОПАХИН

Да, они там. Пойдем. Узнает ли она меня ? Мы не виделись пять лет.


ДУНИАША, очень тронута.

Я упаду... Ох, я упаду!


Мы слышим, как к дому подъезжают две машины. Лопахин и Дуняша быстро выходят. Комната пуста. Затем мы слышим шум в соседних комнатах. Опираясь на трость, ушедший на вокзал Фирс торопливыми шагами пересекает детскую комнату. Он носит ливрею и цилиндр. Он говорит сам с собой, но мы не можем понять, что он говорит.

Шумы становятся громче. Голос говорит: «Идите сюда !»

Входят Любовь Андреевна, Аня и Шарлотта Ивановна, которая держит на поводке маленькую собачку. Они в дорожной одежде. Входят также Варя, в пальто, с платком на голове, Гаев, Симеонов-Пищик, Лопахин, Дуняша. Этa несет пакет и зонтик.

По сцене проходят слуги, нагруженные багажом.


АНЯ

Пойдем сюда. Мама, ты помнишь эту комнату ?


ЛЮБОВА, радостная, сквозь слезы.

Детская комната.


ВАРИА

Холодно, руки болят. (Любови.) Комнаты твои, белая и фиолетовая, остались прежними, мамочка.


ЛЮБОВЬ

Детская, моя милая, моя прелестная комната... Я спала здесь, когда была маленькой девочкой (плачет), а теперь чувствую себя маленькой девочкой... (Целует брата, потом Варю, потом брата еще раз.) А Варя всегда одна и та же, на монахиню похожа. И я узнала Дуняшу... (Целует его.)


ГАЕВ

Поезд опоздал на два часа. Э ? Это эффективность !


ШАРЛОТТА (Пищику).

Моя собака ест фундук.


ПИЩИК

не правда ли. 


Все уходят, кроме Ани и Дунячи.


ДУНИАЧА

Мы не могли больше ждать...


Она помогает Ане снять пальто и шляпу.


АНЯ

Четыре ночи пути я не спал... И теперь у меня озноб...


ДУНИАЧА

Ты уехала во время Великого поста, шел снег, морозило, а теперь ?... Милая моя ! (Смеется и целует Аню.) Я не могла больше ждать, моя радость, мой свет... Я должна тебе кое-что сказать сразу, я больше не могу ждать...


Аня, устала.

Снова ?...


ДУНИАЧА

После Страстной недели бухгалтер Епиходов попросил меня выйти за него замуж.


АНЯ

Ты всегда говоришь об одном и том же... (Касаясь ее волос.) Я потеряла все свои булавки... (Она очень устала и даже слегка колеблется.)


ДУНИАЧА

Я не знаю что думать. Он любит меня, он любит меня так сильно !


Аня нежно смотрит на дверь своей комнаты.


АНЯ

Моя комната, мои окна, как будто я и не уходилa. Я дома ! Завтра утром встану и побегу по саду... Ах, если бы я могла спать ! Я не спал всю дорогу. Меня угнетало, у меня было беспокойство.


ДУНИАЧА

Три дня назад приехал Петр Сергеевич.


Аня, радостная.

Петя !


ДУНИАЧА

Он спит в бане, он там живет. Он сказал : «Я боюсь их потревожить». (Смотрит на часы в кармане.) Его надо было разбудить, но Варвара Михайловна запретила. Она сказала : «Не буди его».


Входит Варя. На поясе связка ключей.


ВАРИА

Дуняша, кофе, скорее... Мамочка хочет кофе.


ДУНИАЧА

Сразу.


Она выходит.


ВАРИА

Хороший. Слава Богу, вы здесь. Ты вернулась домой. (Ласкает Аню.) Милая моя вернулась ! Моя красота вернулась !


АНЯ

То, что я мог вытерпеть.


ВАРИА

Я полагаю !


АНЯ

Я уехалa за неделю до Пасхи, было холодно. Шарлотта всю поездку разговаривала и делала свои трюки. Почему ты навязалa мне Шарлотту?


ВАРИА

Но ты не могла остаться одна, моя дорогая. Не в семнадцать! 


АНЯ

Приезжаем в Париж, холодно, идет снег. Мой французский ужасен. Мама живет на пятом этаже. Приезжаю, нахожу французов, дам, старого священника с книгой, все прокурено, зловещее. Мне вдруг стало жаль маму, так жаль. Я обнялa ее за голову, держалa ее в своих руках и не моглa отпустить. Позже она ласкала меня и плакала...


Варя, сквозь слезы

Не говори мне больше ничего, не говори мне больше ничего...


АНЯ

Она уже продала свою виллу недалеко от Ментона. Eй ничего не осталось, ничего. У меня тоже не было ни копейки. Нам ровно настолько на поездку. И мама, которая не понимает ! Когда мы едим на вокзалах, она просит самое дорогое и дает каждому официанту по рублю чаевые. Шарлотта делает то же самое. Яча тоже просит долю себе. Это было ужасно. Яча – мамин холуй. Мы вернули его сюда...


ВАРИА

Я виделa его, этого негодяя.


АНЯ

И здесь, как дела ? Вы заплатили проценты ?


ВАРИА

С чем ?


АНЯ

Боже мой, Боже мой...


ВАРИА

Недвижимость будет продана в августе...


АНЯ

Боже мой...


Лопахин высовывает голову в дверь и блеет, как барашек.


ЛОПАХИН

Я-э-э...


Он отводит голову.


ВАРИА

Он немного увидит...


Она грозит ему кулаком. Аня берет Варю на руки и тихо говорит :


АНЯ

Варя, он просил тебя выйти за него замуж? (Варя качает головой.) Но он тебя любит ! Почему бы тебе не поговорить об этом ? Чего же ты ждешь ?


ВАРИА

Я думаю, это никогда ни к чему не приведет. У него столько работы, а на меня нет времени... Он даже не смотрит на меня. А-Боже-ват, мне даже больно его видеть. Все говорят о нашей свадьбе, все меня поздравляют. А на самом деле ничего нет, это просто как сон... (Другим голосом.) У тебя есть брошь, она похожа на пчелу.


Аня, к сожалению.

Да, мама купила. (Уходит в свою комнату и говорит радостно, как ребенкa.) Я полетела на воздушном шаре в Парижe !


ВАРИА

Моя дорогая вернулась ! Моя красота вернулась !


Дуняша, которая уже принесла кофеварку, варит кофе. Варя возле двери.


ВАРИА

Целый день, любимая, я занимаюсь домом и мечтаю. Если бы мы могли выдать тебя замуж за богатого человека, я была бы спокойна, могла бы совершить паломничество, съездить в Киев... Потом в Москву, и по всем святым местам... Ходить и ходить еще раз. Блаженство !...


АНЯ

Птицы поют в саду. Который сейчас час ?


ВАРИА

Почти три часа. Пора идти спать, моя дорогая. (Входит в комнату Ани.) Блаженство!..


Входит Яча, несущий одеяло и дорожную сумку. Он осторожно пересекает комнату.


ЯЧА

Могу ли я пройти сюда ?


ДУНИАЧА

Никто вас не узнает, Яча. Как сильно вы изменились за границей !


ЯЧА

Э-э... а вы кто?


ДУНИАЧА

Когда ты ушел, я былa таким большим. (Жестикулирует рукой.) Я Дуняша, дочь Федора Козодоева. Вы больше не помните ! 


ЯЧА

Хм... Маленький огурчик.


Он оглядывается и берет Дуняшу за талию. 

Она кричит, роняет блюдце. Яча выходит быстро.


Варя, сердится, стоит у двери.

Что происходит ?


ДУНЯША, со слезами на глазах.

Я разбил блюдце...


ВАРИА

Это приносит удачу.


Аня, выходя из комнаты.

Надо сказать маме, что Петя здесь...


ВАРИА

Я запретил кому-либо его будить.


Аня, задумая.

Шесть лет назад умер мой отец. Через месяц в реке утонул мой брат Гриша. Красивый мальчик семи лет. Мама не выдержала, ушла, ушла, не оглядываясь... (Вздрагивает.) Как я ее понимаю, если бы она только знала! (Пауза.) А Петя Трофимов был у Гриши воспитателем, мог ему напомнить...


Входит Фирс, одетый в белую куртку и жилет. 

Он подходит к кофеварке и выглядит обеспокоенным.


ПИРС

Мадам будет обедать здесь. (Надевает белые перчатки.) Кофе готов? (Дуняше, сурово.) Скажи, ты ! А крем ?


ДУНИАЧА

Боже мой...


Она быстро уходит. Фирс возится с кофеваркой.


ПИРС

Эй, ни на что не годен... (Бормочет.) Вернулся из Парижа... Барин тоже собирался в Париж... С лошадьми...


Он смеется.


ВАРИА

Фирс, что это ?


ПИРС

Вы хотите? (Радостный.) Моя хозяйка вернулась! Я правильно сделал, что подождал! Теперь мы можем умереть...


Он плачет от радости.

Входят Любовь Андреевна, Гаев, Лопахин и Симеонов- Пищик. Последний носит обтягивающую в талии крестьянскую одежду из тонкого сукна и мешковатые штаны, ниспадающие поверх сапог. Гаев, войдя, своим бюстом и руками делает вид, что играет в бильярд.


ЛЮБОВЬ

Как это было ? Подожди, пока я не вспомню... Красный в углу, белый в центре...


ГАЕВ

И мяч впереди ! Было время, сестра моя, когда мы обе спали в этой комнате, а теперь мне пятьдесят один, как это ни странно...


ЛОПАХИН

Да, время идет.


ГАЕВ

Простите ?


ЛОПАХИН

Я говорю, что время идет.


ГАЕВ

Здесь пахнет пачули.


АНЯ

Я иду спать. Спокойной ночи мама.


Она целует свою мать.


ЛЮБОВЬ

Моя любимая маленькая девочка. (Целует ему руки.) Ты счастливая быть дома ? Я не могу поверить.


АНЯ

Спокойной ночи, дядя.


Гаев целует ей руки и лицо.


ГАЕВ

Храни тебя Господь. Как ты похожа на свою мать ! Ты, Люба, была точно такая же, как она в ее возрасте.


Аня пожимает руки Лопахину и Пищику и уходит, закрыв за собой дверь.


ЛЮБОВЬ

Она измотана.


ПИЩИК

Путешествие очень долгое.


ВАРИЯ, в Лопахине и Пищике.

Ну что, господа ? Сейчас три часа, пора уходить.


ЛЮБОВА, смеясь.

Ты не изменилась, Варя. (Она притягивает его к себе и целует.) Я выпью кофе, и мы все уйдем на пенсию. (Фирс кладет под ноги подушку.) Перси, дорогой. Я привык к кофе. Я пью его день и ночь. Спасибо, дорогой старик. (Она целует его.)


ВАРИА

Мне нужно посмотреть, все ли сумки на месте...


Она выходит. 


ЛЮБОВЬ

Это действительно я здесь, в этом кресле ? (Смеется.) Мне хочется попрыгать, помахать руками. (Закрывает лицо руками.) А, может быть, я сплю! Видит Бог, я люблю свою страну, очень люблю ее, в поезде я даже не могла выглянуть за дверь, все время плакала. (Сквозь слезы.) Но мне надо выпить кофе. Спасибо, Фирс, спасибо, дорогой старик. Я так рада, что ты еще жив.


ПИРС

Позавчера.


ГАЕВ

Он плохо слышит.


ЛОПАХИН

В пять часов мне надо уехать в Харьков. Это действительно раздражает ! Мне хотелось посмотреть на вас, поговорить с вами... Вы всегда одна и тот же. Великолепнаяя.


ПИЧЧИК, задыхаясь.

Она ещё красивее прежней... Одета как парижанка... На полном газу, со всеми четырьмя айронами....


ЛОПАХИН

Вот ваш брат, Леонид Андреевич, говорит, что я скотина, кулак, но мне все равно. Пусть говорит, что хочет. Всё, что я прошу, это чтобы вы доверяли мне, как всегда, и чтобы ваши необыкновенные глаза, такие трогательные, смотрели на меня, как прежде. Божия благость. Мой отец был крепостным у вашего деда и вашего отца, но вы так много сделали для меня, что я всё забыл, что я люблю вас, как свою семью... Нет, гораздо больше.


ЛЮБОВЬ

Я не могу оставаться на месте, я не могу...


Она вскакивает на ноги и ходит по комнате, 

очень взволнованная.


Эта радость слишком велика, я ее не переживу... Да, смейтесь, я глупая... Дорогой мой платяной шкафчик !.. (Целует его.) Мой столик.


ГАЕВ

Няня умерла, пока тебя не было.


Любовь снова садится и пьет кофе.


ЛЮБОВЬ

Да, упокой Господь его душу. Это было написано мне.


ГАЕВ

Анастасси тоже мертва. И Петрушкале Луш ушел от меня. Он работает в полицейском участке и живёт в городе.


Он достает из кармана коробку конфет и сосет одну.


ПИЩИК

Дочка моя Даченька... передает вам свой поклон...


ЛОПАХИН

Мне хотелось бы сказать вам что-то очень приятное, очень радостное. (Смотрит на часы.) Но мне пора идти, нам некогда разговаривать... Ну, два-три слова. Вы знаете, что ваш вишневый сад продадут из-за долгов. Распродажа назначена на двадцать второе августа, но не волнуйтесь, моя дорогая друга, будьте спокойны, выход есть... Вот мой план. Немного внимания ! Ваша недвижимость находится всего в двадцати километрах от города, рядом проходит железная дорога, если бы мы разделили вишнёвый сад и землю у реки, и если бы мы сдавали дачи дачникам, это приносило бы вам не менее двадцати пяти тысяч рублей в год.


ГАЕВ

Простите, но что за ерунда !


ЛЮБОВЬ

Я не очень хорошо вас понимаю.


ЛОПАХИН

Арендаторы дадут вам не менее двадцати пяти рублей в год за участок, и если вы объявите об этом сейчас, то я гарантирую, что до осени у вас не останется ни одного участка, все будет сдано. Другими словами, я поздравляю вас, вы спасены. Место замечательное, река глубокая. Единственное, конечно, надо немного прибраться, привести в порядок... снести, например, старые постройки, этот дом, который уже ничего не стоит, вырубить старый вишневый сад...


ЛЮБОВЬ

Вырубить её ? Простите, дорогой, но вы действительно ничего не понимаете. Единственное интересное и даже примечательное место в этом районе — это наш вишнёвый сад.


ЛОПАХИН

Он примечателен только своими размерами. Только черешню дает раз в два года, и никто не знает, что с ней делать, никто её не покупает.


ГАЕВ

Он даже упоминается в Энциклопедии.


ЛОПАХИН, глядя на часы.

В любом случае, если мы не найдем решение, 22 августа вишневый сад и имущество будут проданы на аукционе. Примите решение ! Другого пути нет, клянусь. Нет и нет.


ПИРС

Раньше, сорок, пятьдесят лет назад, вишню сушили, мариновали, консервировали, варили варенье, и было...


ГАЕВ

Заткнись Фирс.


ПИРС

...а там была сушеная вишня, мы ее возами отправляли в Москву и Харьков. Это были большие деньги! Сушеная вишня была мягкая, сочная, очень сладкая, ароматная... У них был рецепт...


ЛЮБОВЬ

И где сейчас этот рецепт ?


ПИРС

Забыто. Никто этого не помнит.


ПИЩИК

А Париж ? Как это было ? Вы ели лягушек ?


ЛЮБОВЬ

Я ела крокодилов.


ПИЩИК

Видите это...


ЛОПАХИН 

Раньше в деревне были только мастера и мужики. Сегодня вдруг появились дачники. Все города, даже небольшие, окружены загородными домами. И можно сказать, что через двадцать лет летний гость размножится в невероятных размерах. Пока он сидит и пьет чай на своей террасе, но однажды он может решить возделывать свой участок земли, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, великолепным...


ГАЕВ, возмущается.

Но какая нелепость !


Входят Варя и Яша.


ВАРИА

Ах, матушка, тебе две телеграммы. (Берет ключ и открывает старый скрипучий шкаф.) Вот они.


ЛЮБОВЬ

Они приехали из Парижа. (Рвет их, не читая.) С Парижем все кончено...


ГАЕВ

Люба, ты знаешь, сколько лет этому шкафу ? Неделю назад я открыл нижний ящик и увидел цифры, выгравированные огнем. Этот шкаф был изготовлен ровно сто лет назад. Что ты говоришь ? Э ? Мы могли бы отпраздновать его юбилей. Это неодушевленный предмет, но все же это шкаф.


ПИЩИК, удивляется.

Сто лет... Видите это !..


ГАЕВ

Да... Это что-то. (Ощупывает шкаф.) Дорогой и очень уважаемый шкаф ! Я приветствую твое существование, более ста лет посвятившее славному идеалу добра и справедливости. Твой тихий призыв к плодотворному труду не ослабел за эти сто лет (сквозь ее слезы), мужественно поддерживая через поколения нашей семьи веру в лучшее завтра, укрепляя в нас вкус к добру и общественное сознание.


Пауза.


ЛОПАХИН 

Да...


ЛЮБОВЬ

Ты всегда один и тот же, Леонид.


ГАЕВ, немного смутившись.

Я играю красными в углу. Полный мяч.


ЛОПАХИН, глядя на часы.

Ладно, пора.


Яша дарит Любови таблетки.


ЯЧА

Может быть, вы примете таблетки, мэм.


ПИЩИК

Моя дорогая друга, не следует принимать лекарства... Они не приносят ни пользы, ни вреда... Дайте их мне, друга, которою я уважаю... (Берет коробочку с таблетками, высыпает ее в руку, дует на них. и запивает их всех квасом.) И всё!


ЛЮБОВЬ, испуганна.

Но вы сумасшедший ?


ПИЩИК

Я проглотил все таблетки.


ЛОПАХИН 

Какой обжора !


Все смеются.


ПИРС

Этот господин приходил к нам перед Пасхой и съел один полведра соленых огурцов... (Бормочет.)


ЛЮБОВЬ

Что он говорит ?


ВАРИА

Он бормочет так уже три года. Мы к этому привыкли.


ЯЧА.

Это старость.


Входит Шарлотта, в белом платье, очень худая, с очень узкой талией, лицом к лицу на поясе. Она пересекает комнату.


ЛОПАХИН 

Простите, мисс Шарлотта, у меня не было времени поприветствовать вас.


Он пытается поцеловать её руку. Шарлотта убирает его.


ШАРЛОТТА

Если бы вам разрешили поцеловать руку, мы бы попросили поцеловать локоть, потом плечо...


ЛОПАХИН 

Это не мой день. (Всё смеются.) Пожалуйста, Шарлотта, покажите нам волшебный трюк !


ЛЮБОВЬ

Да, Шарлотта, волшебный трюк !


ШАРЛОТТА

Нет, какой в ​​этом смысл ? Я хочу спать.


Она выходит.


ЛОПАХИН 

Мы увидимся снова через три недели. (Целует руку Любови.) А пока до свидания. Пора. (Гаеву.) До свидания. (Целует Пищика.) До свидания. (Пожимает руки Варе, Фирсу и Яче.) Уходить нет желания. (Любови.) Если подумаете о виллах и решишься, дай знать, я найду пятьдесят тысяч рублей. Подумайте серьезно.


ВАРИА, сердитая.

Но всё равно, уходите !


ЛОПАХИН 

Я иду, я иду...


Он выходит.


ГАЕВ

Грубый характер этот Лопахин. Ой, извините, извините... Варя собирается выйти за него замуж, он маленький жених Вари. 


ВАРИА

Не говорите лишнего, дядя.


ЛЮБОВЬ

Но, Варя, я была бы очень рада. Он хороший человек.


ПИЩИК

Как человек, надо сказать, что... у него есть заслуги... Моя дочь Даченька... Она тоже так говорит... Ох, много чего говорит. (Начинает храпеть, но тотчас же просыпается.) А впрочем, очень уважаемая дама, не одолжите ли вы мне... ой, всего двести сорок рублей ?... Завтра мне надо платить проценты по закладной.


ВАРИА, испуганая.

Денег нет, совсем нет !


ЛЮБОВЬ

Это правда, у меня ничего нет.


ПИЩИК

Мы найдем немного. (Смеется.) Я никогда не теряю надежды. Я говорю себе, что все разрушено, и вдруг мою землю пересекает железная дорога, и... мне дают деньги. Всегда что-то может случиться, если не сегодня, так завтра... Дашенька, может быть, выиграет двести тысяч рублей... Она взяла билет.


ЛЮБОВЬ

Кофе закончился. Мы собираемся отдохнуть.


ФИРС, корма, задевая Гаева.

Вы снова надели не те штаны. Как мне поступить с вами !


ВАРИА, медленно.

Аня спит. (Тихо открывает окно.) Солнце взошло, совсем не холодно. Посмотрите, мамочка, какие красивые деревья ! Боже мой, этот воздух ! и скворцы поют !


ГАЕВ, открывая другое окно.

Сад весь белый. Ты не забыла, Люба ? Эта длинная дорога, идущая прямо-прямо, как натянутый ремень. И который сияет в лунные ночи. Ты помнишь ? Ты не забыла ? 


ЛЮБОВЬ, глядя в окно.

О мое детство, моя чистота ! Я спала в этой комнате, отсюда я смотрела на сад. Счастье просыпалось со мной каждое утро, и всё было так же, как и сегодня, ничего не изменилось. (Счастливо смеется.) Белый, весь белый ! О, мой сад ! После темной и сырой осени, после холодной зимы, ты снова молодой, полной счастья, ангелы небесные не покинули тебя... Если бы только можно было снять этот тяжелый камень с моей груди и моих плеч, если бы я могла забудь мое прошлое !


ГАЕВ

Да и сад продадут за долг, как это ни странно...


ЛЮБОВЬ

Смотри, мама гуляет в саду... В белом платье. (Она счастливо смеется.) Это она.


ГАЕВ

Где ?


ВАРИА

Да благословит вас Бог, мамочка.


ЛЮБОВЬ

Нет, никого нет, я это представила. Справа, в изгибе беседки, склонилось маленькое белое деревце, похожее на женщину...


Входит Трофимов в потертой студенческой форме и очках.


ЛЮБОВЬ

Какой удивительный сад ! Белые массы цветов, голубое небо...


ТРОФИМОВ

Любовь Андреевна ! (Она оборачивается.) Я пришёл поздороваться, сейчас ухожу. (Горячо целует ей руку.) Мне велели ждать до утра, но я был слишком нетерпелив...


Любовь смотрит на него с удивлением.


ВАРИА, сквозь слезы.

Это Петя Трофимов...


ТРОФИМОВ

Петя Трофимов, я был воспитателем вашего сына Гриши... Неужели я так изменился ?


Любовь обнимает его и тихо плачет.


ГАЕВ, смущенный

Но нет, Люба, давай.


ВАРИА, плачет.

Петя, я вам говорила подождать до завтра.


ЛЮБОВЬ, плача

Мой Гриша... Мой маленький мальчик... Грича... Мой сын...


ВАРИА

Что мы можем сделать, маленькая мама ? Это Божья воля.


ТРОФИМОВ, тихо, сквозь слезы.

Успокойтесь...


ЛЮБОВЬ, тихо плача.

Мой маленький мальчик... утонул. Почему ? Почему мой друг ? (Ниже.) Аня спит, а я так громко говорю... Я весь этот шум поднимаю... Так, Петя? Но почему вы стали таким уродливым? Таким старым ?

ТРОФИМОВ

В поезде старушка-крестьянка назвала меня «господин мотылек».


ЛЮБОВЬ

Вы были так молод, очаровательный маленький студент, а теперь эти редеющие волосы, эти очки. Возможно ли, что вы еще студент ?


Она идет к двери.


ТРОФИМОВ

Я верю, что буду вечным студентом.


Любовь целует брата, затем Варю.


ЛЮБОВЬ

А теперь спать... Ты тоже постарел, Леонид.


ПИЩИК

Итак, пора спать... (Он следует за ней.) Ох, моя капля. Я останусь у вас... Любовь Андреевна, душа моя, мне нужно, завтра утром... двести сорок рублей...


ГАЕВ

Он не теряет своей идеи.


ПИЩИК

Двести сорок рублей... За проценты по моей ипотеке.


ЛЮБОВЬ

У меня нет денег, друг мой.


ПИЩИК

Но я верну его вам, моя дорогая... Это такая маленькая сумма...


ЛЮБОВЬ

Ну, очень хорошо, Леонид их вам подарит... Отдайте их ему, Леонид.


ГАЕВ

Рассчитывайте на это и держите карман открытым.


ЛЮБОВЬ

Что мы можем сделать ? Дайте ему... Они ему нужны... И он их вернет.


Выходят Любовь, Трофимов, Пищик и Фирс. Гаев, Варя и Яча остаются в комнате.


ГАЕВ

Моя сестра имеет привычку выбрасывать деньги. (Яче.) Отойди, мой дорогой, от тебя пахнет скотным двором.


ЯЧА, с ироничной улыбкой.

А вы, Леонид Андреевич, все тот же.


ГАЕВ

Простите? (Вари.) Что он сказал ?


ВАРИА

Твоя мать приехала из деревни, со вчерашнего дня сидит в конторе, ждет тебя, хочет с тобой поговорить...


ЯЧА

Отпусти её !


ВАРИА

У тебя нет стыда !


ЯЧА

Она мне очень была нужна ! Она могла бы прийти завтра.


Он выходит.


ВАРИА

Маленькая мама все та же, совсем не изменилась. Если бы мы ей позволили, она бы отдала всё.


ГАЕВ

Да... (Пауза.) Если для борьбы с болезнью мы даем бесконечность средств, то это значит, что болезнь неизлечима. Думаю, ломаю голову и нахожу много-много лекарств, а это значит : никакой. Было бы чудесно получить от кого-нибудь наследство или выдать нашу Аню замуж за очень богатого человека, хорошо бы съездить к Ярославу и попытать счастья у нашей тетушки-графини. Она очень, очень богата.


ВАРИА, в слезах.

Если бы Бог помог нам...


ГАЕВ

Не ной. Тётя очень богатая, но мы ей не нравимся. Во-первых, потому, что моя сестра вышла замуж за адвоката, а не за дворянина. (В дверях появляется Аня.) Она не вышла замуж за дворянина и нельзя сказать, чтобы она вела себя очень добродетельно. Она хорошая, добрая, смелая, и я ее очень люблю, но какие бы смягчающие обстоятельства для нее ни нашли, она развратна. Это чувствуется в каждом его жесте.


ВАРИА, шепча.

Аня у двери.


ГАЕВ

Простите ? (Пауза.) Невероятно, что-то попало мне в правый глаз... Я плохо вижу. В прошлый четверг, когда я пошел в суд...


Входит Аня.


ВАРИА

Почему ты не спишь, Аня ?


АНЯ

Я не могу, я не могу этого сделать.


ГАЕВ

Маленькая моя (Целует её лицо и ручки.) Дитя мое... (Сквозь слезы.) Ты не моя племянница, ты мой ангел, ты для меня всё. Поверь мне, пожалуйста, поверь мне...


АНЯ

Я верю тебе, дядя. Всё тебя любят и уважают... но, дорогой дядя, ты не должен так много говорить. Не разговаривай, вот и всё. Что ты сказал о маме, о твоей сестре ? Почему ты это сказал ?


ГАЕВ

Да, да... (Закрывает лицо рукой Ани.) Это действительно ужасно ! Боже мой ! Спаси меня, Боже мой! И даже сегодня эта речь перед шкафом... Какая глупость ! И только когда я закончил, я понял, что это глупо.


ВАРИА

Это правда, дорогой дядя, тебе не следует говорить. Не разговаривай, вот и всё.


АНЯ

Если вы не будете разговаривать, вы сами будете гораздо спокойнее.


ГАЕВ

Я молчу. (Целует руки Ане и Варе.) Я молчу. Просто небольшое замечание : это бизнес. В прошлый четверг, когда я был в районном суде, нас была целая компания, мы говорили о том о сем, и ну... кажется, что можно было бы получить кредит, подписав векселя, чтобы оплатить проценты банка.


ВАРИА

Если бы только Бог помог нам !


ГАЕВ

Вернусь во вторник, поговорю об этом еще раз. (Варе.) Не ной так. (Ане.) Твоя мать поговорит с Лопахиным, который, естественно, не скажет ей нет... А ты, после отдыха, поедешь к Ярославу к тетке графине. Итак, мы будем действовать с трёх сторон, и наше дело в шляпе. Проценты мы, я уверен, заплатим... (Кладет в рот конфету.) Честью клянусь ! Клянусь чем угодно, недвижимость не будет продана ! (Взволнованно.) Клянусь своим счастьем ! Вот моя рука, назовите меня гнилым человеком, нечестным человеком, если я позволю аукцион! Клянусь всем своим существом !


АНЯ, снова спокойна, счастлива.

Ты такой хороший, дядя, и такой умный ! (Она обнимает его.) Теперь я спокойна. Я спокойна ! Я счастлива.


Входит Фирс.


ФИРС, тоном упрека.

Леонид Андреевич, неужели у вас нет страха Божия ! Когда вы пойдете спать ?


ГАЕВ

Я собираюсь прямо сейчас. Уйди, Фирс, я разденусь сама. Ну, ребятки, пойдем спать. Завтра подробности, сейчас спать. (Целует Аню и Варю.) Я человек восьмидесятых... О той эпохе говорят не так уж много хорошего, но скажу вам, что в жизни у меня было много проблем из-за моих убеждений. Неудивительно, что мужики меня любят. Мужиков, надо знать ! Вам нужно понять, как...


АНЯ

Опять, дядя !


ВАРИА

Не разговаривай, дядя.


ФИРС, сердитый.

Леонид Андреевич !


ГАЕВ

Я иду, иду... Идите спать. Мяч головой, с вращением вправо.


Он выходит, и Фирс бежит за ним.


АНЯ

Теперь я спокойна. Я не хочу поехать к Ярославу, и двоюродную бабушку я не люблю, но все-таки я спокойна. Спасибо, дяде.


Она садится.


ВАРИА

Пора идти спать. Я иду. У нас были проблемы, пока тебя не было. Ты знаешь, что в старой конторе живут только очень старые слуги: Ефимушка, Поля, Евстигней и еще Карп. Им пришла в голову идея позволить бродягам спать с ними. Я ничего не говорила. Потом я узнала, что они говорили, что я приказала кормить их только чечевицей. Из жадности, понимаешь... Это Евстигней, кто сказал это. Я говорю себе : очень хорошо, если так, подождите немного. Посылаю за Евстигней... (Зевает.) Он приходит, я ему говорю : да как ты, Евстигней ?... Дурак... (Смотрит на Аню.) Аничка!.. (Пауза.) Она спит... (Берет Аню за руку.) Иди к своей кровати, иди!.. (Ведет её.) Душенька моя уснула ! Приходить !...


Они выходят. Вдалеке мы слышим, как пастух играет на флейте. Трофимов проходит через комнату, видит Аню и Варю, останавливается.


ВАРИА

Тсс... Она спит... Она спит... Иди, моя Аничка...


АНЯ, тихо, как во сне.

Я так устала... Все колокольчики... Мой дядя... милый... Мама и дядя...


ВАРИА

Приди, моя дорогая, приди...


Они входят в комнату Ани.


ТРОФИМОВ, переехал

Мое солнце ! Моя весна !




















Акт II


Луг. Старая, полуразрушенная часовня, давно заброшенная. Колодец, большие камни – наверное, старые надгробия – старая скамейка. Видна дорога, ведущая к владениям Гаева. С одной стороны темные тополя : здесь начинается вишневый сад. Вдали телеграфные столбы и на горизонте неясный силуэт города, который можно увидеть только в очень ясные дни. Солнце собирается зайти. Шарлотта, Яча и Дуняша сидят на скамейке. Епиходов стоит, играет на гитаре. Они все в глубоких раздумьях. Шарлотта в старой кепке сняла с плеча винтовку и застегнула пряжку на ремне.


ШАРЛОТТА, задумавшись.

У меня нет настоящего паспорта, я не знаю своего возраста и чувствую себя очень молодой. Когда я была маленькой, мама и папа ходили на все ярмарки и давали представления, которые были очень хорошими. Я делала сальто-мортале и другие трюки. Когда мама и папа умерли, меня взяла к себе и дала образование немка. Хороший. Я выросла, стала гувернанткой. Но откуда я и кто я, я не знаю... Кто были мои родители ? Может быть, они даже не были женаты... Я не знаю. (Достаёт из кармана огурец и надкусывает его.) Я вообще ничего не знаю. (Пауза.) Мне бы очень хотелось поговорить с кем-нибудь, но нет никого... У меня нет никого...


Епиходов поёт, аккомпанируя себе на гитаре.


ЕПИХОДОВ

«Какое мне дело до шума мира?

Друзья и враги..."

Очень приятно играть на мандолине.


ДУНИАЧА

Это гитара, а не мандолина.


Она смотрит в маленькое зеркало и пудрит лицо.


ЕПИХОДОВ

Для дурака, которого одолевает любовь, это мандолина. (Он поёт, не повышая голоса.)

«Если бы мое сердце было согрето

В огне общей любви..."


Яча тоже напевает.


ШАРЛОТТА

Как плохо эти люди поют... Ох ! Как шакалы.


ДУНИЯЧАб, Яхе.

Какая радость все-таки побывать за границей.


ЯЧА

Да, конечно. Я не могу сказать иначе.


Он зеваёт, затем закуривает сигару.


ЕПИХОДОВ

Совершенно понятно. За рубежом уже давно все в смятении.


ЯЧА

Без тени сомнения.


ЕПИХОДОВ

Я образованный человек, читал разные замечательные произведения, но, говоря вам откровенно, не могу уловить своего направления, чего именно я хочу, жить или выстрелить себе в голову. Тем не менее, я всегда ношу с собой револьвер. Вот...


Он показывает пистолет.


ШАРЛОТТА

Я закончила, я ухожу. (Кладёт винтовку на плечо.) Епиходов, ты настоящий умник и очень страшный. Женщины, должно быть, без ума от тебя. Бррр... (Начинает идти.) Эти умные люди все такие глупые, не с кем поговорить... Одна, всегда одна, у меня никого нет... А кто я, и почему я, никто знает что-нибудь об этом...


Она выходит медленно.


ЕПИХОДОВ

Строго говоря, и не касаясь других предметов, я должен высказать, в моем личном случае, и между прочим, что судьба относится ко мне без жалости, как буря относится к маленькой лодке. Даже если предположить, что я ошибаюсь, тогда почему я проснулся сегодня утром и увидел на своей груди ужасно большого паука... такого большого ? (Указывает обеими руками.) Или берем стакан кваса, я смотрю и вижу у себя что-то весьма неприличное, например таракана. (Пауза.) Вы читали Бакла ? (Пауза.) Мне хотелось бы вас побеспокоить, Дуняша, сказать вам несколько слов.


ДУНИАЧА

Давай, поговорим.


ЕПИХОДОВ

Мне бы хотелось, с моей стороны, поговорить с вами наедине... (Вздыхает.)


ДУНИАША, смущенная.

Очень хорошо... Но сначала принеси мне мой плащ... Он рядом со шкафом... Тут сыровато...


ЕПИХОДОВ

Ну... я принесу тебе... Теперь я знаю, что мне делать со своим револьвером.


Он берет гитару и выходит, поглаживая струны.


ЯЧА

Двадцать два несчастья ! Между нами : он идиот. (Он зеваёт.)


ДУНИАЧА

Да не убьет себя Бог. (Пауза.) Я стала такой тревожной, все время волнуюсь. Я была еще маленькой девочкой, когда хозяева взяли меня в свой дом, я уже не привыкла к обычной жизни, и смотрите, руки у меня белые, белые, как у барышни. Я стала нежной, и такой нежной, изысканной, всего боюсь... Страшно ! А если бы вы мне изменили, Яша, не знаю, выдержали бы мои нервы.


ЯЧА, целуя её.

Мой маленький огурчик ! Девочки должны вести себя хорошо, это точно. Больше всего я ненавижу в девушках, когда она плохо себя ведёт.


ЯЧА, зевая.

Да... Вот что я думаю : если девушка кого-то любит, значит, она безнравственна. (Пауза.) Какое удовольствие выкурить сигару на свежем воздухе... (Прислушивается.) Кто-то идёт... Они - хозяева. (Дуняша страстно бросается к нему в объятия.) Приходите домой, как будто вы только что искупались в реке, идите этой дорогой, иначе, если бы вы его встретили, они бы подумали, что я назначил вам встречу. Я ненавижу это.


ДУНИАША, кашляя.

У меня болит голова, это сигара...


Она выходит. Яча остается, сидя возле часовни. Входят Любовь, Гаев и Лопахин.


LОПАХИН

Нам нужно принять реальное решение, это срочно. Вопрос простой : согласны ли вы разделить свою землю или нет ? Ответьте одним словом ! Да или нет. Всего одно слово !


ЛЮБОВЬ

Кто здесь курит такие отвратительные сигары ?


Она садится.


ГАЕВ

Поскольку здесь построили железную дорогу, это действительно удобно. (Садится.) Ездили в город, там обедали... Красный посередине !.. Думаю, надо вернуться и поиграть в игру.


ЛЮБОВЬ

У вас много времени.


LОПАХИН

Всего одно слово. (Умоляя.) Но дайте мне ответ !


ГАЕВ, зевая.

Простите ?


ЛЮБОВА, глядя на свой кошелек.

Вчера денег было много, а сегодня так мало. Моя бедная Варя в целях экономии кормит всех молочным супом, на кухне у стариков только чечевица, а я её выбрасываю, даже не задумываясь об этом. (Роняёт кошелек, золотые монеты катятся.) Да ладно, они мертвы... (Раздражается.)


ЯЧА

Позвольте, я их собираюсь забрать.


Он собираёт монеты.


ЛЮБОВЬ

Будьте добры, Яша. Зачем я пошела на этот обед ?... Ваш грязный ресторан, с этой музыкой, скатертями, пахнущими мылом... Зачем так пить, Леонид ? Съесть так много ? Так много говорить ? Сегодня в ресторане ты снова говорил слишком много и без разбора. Семидесятые, декаденты. И кому ? Разговоры с официантами о декадансе !


LОПАХИН

Да.


ГАЕВ, взмахнув рукой.

Я неисправим, это видно... (Яче, ​​раздраженно.) Да что с тобой, вечно шныряешь у наших ног ?..


ЯЧА, смеюсь.

Я не могу слышать ваш голос без смеха.


ГАЕВ, сестре.

Либо он, либо я...


ЛЮБОВЬ

Уходите, Яша, уходите...


Яша даёт Любови свой кошелек. Ему трудно подавить желание рассмеяться.


ЯЧА

Сразу. Я ухожу. Сразу...


Он уходит.


LОПАХИН

Это богатый парень из Дериганова собирается купить вашу недвижимость. Говорят, что он приедёт на продажу лично.


ЛЮБОВЬ

Откуда вы знаете ?


LОПАХИН

Об этом рассказывают в городе.


ГАЕВ

Тетка Ярослава обещала прислать, но сколько и когда, мы не знаем...


LОПАХИН

Сколько она отправит ? Сто тысяч ? Двести тысяч ?


ЛЮБОВЬ

Ох... Десять или пятнадцать тысяч, может быть. И нам придется сказать вам большое спасибо.


LОПАХИН

Простите, но я никогда не встречал людей столь легкомысленных, столь непрактичных и столь странных, как Вы. Однако вам очень четко сказано, что ваша недвижимость продается, и у нас сложилось впечатление, что вы этого не понимаете.


ЛЮБОВЬ

Но что нам делать ? Научите нас !


LОПАХИН

Я учу вас этому каждый день. Каждый день я говорю вам одно и то же. И вишневый сад, и землю, их надо разделить, и очень быстро ! Аукцион здесь и сейчас. Но поймите ! Как только вы примете это решение, вы найдете столько денег, сколько захотите, и будете спасены !


ЛЮБОВЬ

Дачи и дачники, это так пошло, извините.


ГАЕВ

Я с вами абсолютно согласен.


LОПАХИН

Я сейчас разрыдаюсь, или закричу, или потеряю сознание ! Я больше не могу это терпеть ! Вы меня полностью истощили ! (Гаеву.) Вы просто старая бабушка.


ГАЕВ

Простите ?


LОПАХИН

Старая бабушка !


Он хочет уйти.


ЛЮБОВА, испуганно.

Нет, пожалуйста, не оставляйте, мой дорогой, оставаться. Может, у нас появится идея ?


LОПАХИН

Не надо никаких идей !


ЛЮБОВЬ

Не уходите, я вам прошу. Когда вы там, всё равно веселее... (Пауза.) Я всегда чего-то жду, как будто дом вот-вот обрушится на нас.


ГАЕВ, глубоко задумавшись.

Две полосы в углу... Напоминание посередине...


ЛЮБОВЬ

Мы совершили слишком много грехов...


LОПАХИН

Какие грехи вы могли совершить ?


ГАЕВ, кладя в рот конфету.

Говорят, я съел все свое состояние в конфетах...


ЛЮБОВЬ

О мои грехи... Я всегда безудержно разбрасывала деньги, как сумасшедшая, и вышла замуж за человека, который умел только платить долги. Он умер от шампанского - ужасно пил - так, на свое несчастье, я полюбил другого, мы сошлись - и тогда, там я получила свое первое наказание, как удар по голове - здесь, в этой реке. ..мой маленький мальчик утонул, и я ушла за границу, уехала навсегда, никогда не вернуться, никогда больше не увидеть эту реку... Я закрыла глаза, я бежала вне себя, но он преследовал меня... безжалостный, жестокий ... Я купила дом недалеко от Ментона, потому что он там заболел, и три года я не знал покоя ни днем, ни ночью. Болезнь моя замучила меня, душа моя иссякла. А в прошлом году, когда дом был продан за долги, я поехала в Париж, и там он меня ограбил, отверг меня и связался с другой... Я пыталась отравиться... Это было так глупо, так стыдно. ... И вдруг такое сильное желание вернуться в Россию, в родную землю, к моей маленькой дочери... (Она вытираёт глаза.) Боже мой, Боже мой, сжалься ! Прости мои грехи ! Не ругайте меня больше ! (Достаёт из кармана телеграмму.) Я получила это сегодня из Парижа... Он просит у меня прощения, умоляёт вернуться... (Рвёт телеграмму.) Это звучит как музыка... .


Она слушаёт.


ГАЕВ

Это наш знаменитый еврейский оркестр. Помните : четыре скрипки, флейта и контрабас.


ЛЮБОВЬ

Он ещё существует ? Мы могли бы пригласить их однажды вечером прийти и устроить вечеринку.


LОПАХИН (слушает).

Я ничего не слышу.


(Он напевает :)

" Для денег,

Немец

Из русских сделал бы

Хороший француз».


(Смеется.) Вчера вечером я видел спектакль в театре. Очень смешно.


ЛЮБОВЬ

Наверное, это было совсем не смешно. Вместо того, чтобы пойти в театр, стоит чаще смотреть на себя. Ваша жизнь, у всех, такая серая, и вы говорите так много лишних слов.


LОПАХИН

Это правда. Приходится признать, что наша жизнь глупа... (Пауза.) Мой отец был мужиком, идиотом, который ничего не понимал, ничему меня не учил. Каждый раз, когда он был пьян, он бил меня, и всегда палкой. В глубине души я такой же, как он, упрямый идиот. Я ничего не изучал, пишу ужасно, мне стыдно, я похож на пишущую свинью.


ЛЮБОВЬ

Вам следует жениться, друг мой.


LОПАХИН

Да, это правда.


ЛЮБОВЬ

С нашей Варей. Она хорошая девочка.


LОПАХИН

Да.


ЛЮБОВЬ

Она из простой семьи, работает с утра до ночи и, прежде всего, любит вас. И вам нравится она. С давних пор.


LОПАХИН

Да, я не говорю нет... Она хорошая девочка. (Пауза.)


ГАЕВ

Мне предложили работу в банке. Шесть тысяч в год... Знаешь ли ты ?


ЛЮБОВЬ

Но нет, не ты. Так что оставайтесь на своем месте...


Появляется Фирс в пальто.


ФИРС, в Гаеве

Пожалуйста, сэр, наденьте это. Здесь влажно.


ГАЕВ, надевая пальто

Ты меня беспокоишь, старик.


ПИРС

Успокоиться. Вы уже сегодня утром ушли, не сказав ни слова (Осматриваёт его.)


ЛЮБОВЬ

Что ты постарел, Фирс.


ПИРС

Вы хотите ?


LОПАХИН 

Она говорит, что ты сильно постарел.


ПИРС

Это потому, что я живу уже долгое время. Меня хотели выдать замуж, а ваш отец ещё не родился... (Смеется.) А когда крепостных освободили, я уже был первым камердинером. Я отказался от свободы и остался со своими хозяевами. (Пауза.) Помню, они все были счастливы. Рад чему ? Они ничего об этом не знали.


LОПАХИН

В те времена это была хорошая жизнь. По крайней мере, можно хлестать.


ФИРС, кто не слышит.

Разумеется. Мужики были с мастерами, а мастера с мужиками. Сейчас все разваливается, мы уже ничего не понимаем.


ГАЕВ

Заткнись, Фирс. Завтра мне нужно ехать в город. Мне обещали встретиться с неким генералом, который авансирует нам деньги в обмен на обещание возврата денег.


LОПАХИН

Это ни к чему не приведет. Вы не сможете выплатить проценты, в этом я уверен.


ЛЮБОВЬ

Он в бреду. Генерала нет.


Появляются Трофимов, Аня и Варя.


ГАЕВ

Вот наш маленький мир.


АНЯ

Мать там.


ЛЮБОВА, с нежностью.

Ну, ну... мои милые... (Обнимаёт Аню и Варю.) Если бы вы знали, как я вас обоих люблю. Посиди со мной, да, вот так.


Все садятся.


LОПАХИН

Наш вечный студент всегда рядом с барышнями.


ТРОФИМОВ

Вас это не касается.


LОПАХИН

Ему почти пятьдесят, и он ещё студент.


ТРОФИМОВ

Прекратите свои глупые шутки.


LОПАХИН

Почему ты злишься, маленькое явление ?


ТРОФИМОВ

О, оставьте меня в покое.


LОПАХИН, смеясь.

Позвольте мне спросить вас : что вы думаете обо мне ?


ТРОФИМОВ

Что я думаю о вам ? Что ж, я вам скажу : вы богатый человек, скоро вы станете миллионером. Если для движения материи необходим хищный зверь, пожирающий все на своем пути, то необходим и вы.


Все смеются.


ВАРИА

Петя, расскажите подробнее о планетах.


ЛЮБОВЬ

Нет, вернемся к вчерашнему разговору.


ТРОФИМОВ

О чем мы говорили ?


ГАЕВ

О гордости человека.


ТРОФИМОВ

Вчера мы долго разговаривали, но безрезультатно. В гордом человеке, по вашим словам, есть что-то мистическое. С вашей точки зрения, возможно, вы и правы, но если подумать просто, без тонкостей, что это за гордость, что она означает ? Человек физиологически не очень хорошо оснащен и в подавляющем большинстве случаев жесток, лишен интеллекта и глубоко несчастен. Нам нужно перестать восхищаться собой. И работать, вот и всё.


ГАЕВ

Мы всё равно умрем.


ТРОФИМОВ

Кто знает ? И что значит умереть ? Возможно, у человека сто чувств, и когда он умирает, он теряет только пять, те пять, которые мы знаем, а остальные девяносто пять остаются в живых.


ЛЮБОВЬ

Какой вы умный, Петя !


LОПАХИН, иронично.

Это безумие.


ТРОФИМОВ

Человечество идет вперед, совершенствуя свои силы. Всё, что сегодня ей недоступно, однажды станет очень близким и ясным. Единственное, надо работать. Мы должны всеми силами помогать тем, кто ищёт истину. В нашей стране, в России, сейчас работает не так много людей. Большая часть интеллигенции, которую я знаю, ничего не ищёт, ничего не делает. Она непригодна ни к какой работе. Они объявляют себя интеллигенцией, но к своим слугам, к крестьянам, относятся по-фамильярски, как к животным; учатся плохо, ничего серьезного не читают, ровным счетом ничем не занимаются; наука, о ней только говорят; Они мало что понимают в искусстве. Все они очень серьёзные, с суровым лицом, говорят только о первобытных вопросах, философствуют, а за это время на их глазах все рабочие едят отвратительную пищу, спят без подушки по тридцать-сорок человек в комнате. номер, повсюду клопы; Воняет, сыро. Какая примитивная мораль... Очевидно, все эти хорошие слова служат только для того, чтобы ослепить нас и других. Покажите мне, где эти детские сады, о которых мы так много говорим, где библиотеки ! Мы говорим о них в романах, но на самом деле их не существует. У нас есть только наша грязь, наша пошлость, наша азиатскость. Я боюсь этих серьёзных лиц, боюсь этих серьёзных разговоров. Нам лучше промолчать.


LОПАХИН

Знаете, я встаю около пяти утра, работаю с утра до ночи, всегда занимаюсь деньгами, своими и чужими, и вижу, какие люди вокруг меня. Надо просто что-то предпринять, чтобы увидеть, насколько редки порядочные и честные люди. Иногда, когда я не могу заснуть, я говорю себе: «Боже, Ты дал нам необъятные леса, бескрайние поля, глубочайшие горизонты... Мы, живущие здесь, должны быть бы гиганты !...».


ЛЮБОВЬ

Гиганты ? Сделать что ? Они хороши только в сказках. В противном случае они пугают.


На заднем плане идёт Епиходов с гитарой.


ЛЮБОВА, мечтательная.

Епиходов проходит...


АНЯ, мечтательная.

Епиходов проходит...


ГАЕВ

Дамы и господа, солнце зашло.


ТРОФИМОВ

Да.


ГАЕВ, тихим голосом, как будто декламировая.

О дивная природа, ты сияешь вечным, прекрасным и равнодушным светом, ты, которую мы называем нашей матерью, ты соединяешь в себе существование и смерть, ты даешь жизнь и ты разрушаешь её...


ВАРИЯ, умоляя.

Уважаемый дядя !


АНЯ

Опять дядя !


ТРОФИМОВ

Лучше сначала играть красными, мяч впереди.


ГАЕВ

Я больше ничего не говорю, я больше ничего не говорю.


Все сидят, задумчивые и молчаливые. Мы слышим только бормотание Фирса. Вдруг вдалеке послышался шум, словно доносившийся с неба, звук рвущейся веревки. Шум постепенно стихает, грустно.


ЛЮБОВЬ

Что это ?


LОПАХИН

Я не знаю. Возможно, в шахте, мусорный контейнер развалился. Но очень далеко отсюда.


ГАЕВ

А может птица... Цапля какая-то.


ТРОФИМОВ

Или сова...


ЛЮБОВА, которая дрожит.

Это неприятно. Я не знаю, почему. (Пауза.)


ФИРС, после перерыва.

До катастрофы было то же самое. Сова ухала, а самовар гудел и не умолкал.


ГАЕВ

Перед какой катастрофой ?


ПИРС

Свобода ! (Пауза.)


ЛЮБОВЬ

Знаете ли вы, друзья мои, что мы должны вернуться? Уже вечер. (Ане.) У тебя слезы на глазах... Что с тобой, моя маленькая девочка ?


Она берёт её на руки. 


АНЯ

Ничего, мама, вообще ничего.


ТРОФИМОВ

Кто-то приходит.


Появляется прохожий в потертой белой кепке и пальто. Он слегка пьян.


ПРОХОЖИЙ

Простите, могу ли я пройти этим путем прямо на станцию ?


ГАЕВ

Вы можете. Идите по этому пути.


ПРОХОЖИЙ

Я очень благодарен вам. (Откашливается.) Погода великолепная. (Он декламирует.) «Брат мой, о мой брат страждущий... сойди к Волге, чья стоны...» (Варе.) Мадемуазель, пожалуйста, пожалуйста, русскому голодный, скажем, тридцать копеек...


Варя, испугалая, вскрикнут.


LОПАХИН, сердитый.

Хватит наглости ! 


ЛЮБОВА, застигнутая врасплох.

Вот... Возьмите это... (Ищёт в бумажнике.) У меня нет сдачи... Ничего, возьмите золотую монету...


ПРОХОЖИЙ, кашляя.

Я очень благодарен вам.


Он уходит. Немного смеха.


ВАРЯ, испугалая.

Я иду... Я иду... Ох, милая мамочка, людям дома нечего есть, а вы даете его золотую монету.


ЛЮБОВЬ

Что со мной можно сделать ? Я такой глупая. Когда я вернусь, я отдам тебе все, что у меня есть. Лопахин, вы мне ещё одолжите !..


LОПАХИН

Я слушаюсь вас.


ЛЮБОВЬ

Пошлим все, пора. Ах, Варя, мы с тобой чуть не поженились. Поздравляю.


ВАРИЯ, сквозь слезы.

Это не тема для шутки, мама.


LОПАХИН

"Иди и закройся в монастыре, Офралия…"


ГАЕВ

Мои руки трясутся. Я давно не играл в бильярд.


LОПАХИН

«Офралия, о нимфа, помяни меня в своих молитвах».


ЛЮБОВЬ

Приходите все. Уже почти время ужина.


ВАРИА

Он напугал меня. Мои сердца бьются очень быстро.


LОПАХИН

Напоминаю вам, дамы и господа, что двадцать второго августа ваш вишневый сад будет продан на аукционе. Подумайте об этом !.. Подумайте об этом !..


Все уходят, кроме Ани и Петра Трофимовых.


АНЯ, смеясь.

Благодаря этому человеку, который напугал Варю, мы остались одни.


ТРОФИМОВ

Варя боится, что мы полюбим друг друга. С утра до вечера она никогда не оставляет нас одних. Его узкий ум не может понять, что мы выше любви. Избегать всего мелкого и иллюзорного, всего, что мешает нам быть свободными и счастливыми, вот цель, вот предмет нашей жизни. Пойдем ! Мы непреодолимо движемся к этой светящейся звезде, которая сияет там, вдали. Пойдем, друзья мои ! Пусть никто не останется позади !


АНЯ, всплеснув руками.

Как хорошо вы говорите ! (Пауза.) Погода здесь сегодня замечательная !


ТРОФИМОВ

Да, погода просто чудо.


АНЯ

Что вы со мной сделали, Петя ? Почему я не люблю вишневые сады так, как раньше ? Я так любила его, что мне казалось, что нет на земле ничего прекраснее нашего сада.


ТРОФИМОВ

Вся Россия – наш сад. Земля большая и красивая, она полна чудесных мест. (Пауза.) Подумайте об этом, Аня : ваш дедушка, ваш прадедушка и все ваши предки были крепостниками, владели живыми душами, и разве вы не видите этого в каждой вишенке в саду, в каждом листочке, в каждой ствол дерева, на вас смотрят люди ? Разве вы не слышите их голоса ?... Обладать живыми душами - это преобразило вас всех, и тех, кто жил тогда, и тех, кто живёт сегодня, так, что ваша мать, вы, ваш дядя, вы даже не сознаёте, не берите принимая во внимание, что вы живете за счет других, за счет людей, которым вы не позволяете выйти за пределы своего притвора... Мы опоздали как минимум на двести лет, мы ничего не приобрели, у нас нет никакого положительного отношения к наше прошлое, мы только философствуем, жалуемся на свою тоску или пьем водку. И так ясно, что, чтобы начать жить в настоящем, мы должны искупить свое прошлое, ликвидировать его, а искупить его мы можем только страданиями и необыкновенным, бесконечным трудом. Пойми это, Аня.


АНЯ

Дом, в котором мы жили долгое время, больше не является нашим домом. Я оставлю её, даю слово.


ТРОФИМОВ

Если у вас есть ключи от дома, бросьте их в колодец и уходите. Стань свободным, как ветер.


АНЯ, в восторге.

Как хорошо выражено !


ТРОФИМОВ

Поверьте мне, Аня, поверьте мне ! Мне ещё нет тридцати, я молод, я ещё студент, но я уже столько натерпелся ! Когда наступает зима, я голоден, болен, тревожен, беден, как нищий, — и судьба швыряет меня туда и сюда ! Где я не был ? Но, несмотря на это, вся моя душа, день и ночь, каждую минуту была полна необъяснимых предчувствий. Я чувствую приближение счастья, Аня, я уже это вижу...


АНЯ, мечтательная.

Луна восходит.


Мы слышим гитару Епиходова, ту же грустную песню. Луна восходит. Где-то Варя ищёт Аню и зовет её : «Аня, где ты ?»


ТРОФИМОВ

Да. Луна восходит. (Пауза.) И вот приходит счастье, да, оно приближается, все ближе и ближе, я слышу его шаги. И если мы этого не видим, если мы этого не признаем, это не имеет значения. Другие это увидят !


Варя снова звонит : «Аня, ты где ?»


Опять эта Варя ! (С гневом.) Скучно !


АНЯ

Спустимся к реке. Нам там так хорошо.


ТРОФИМОВ

Пойдем.


Они уходят. Голос Вари снова кричит : «Аня ! Аня !»



АКТ III


Гостиная, отделенная аркадой от бального зала. Зажженная люстра. Мы слышим игру еврейского оркестра, о котором мы говорили во втором акте. Вечер. В бальном зале танцуют кадриль. Голос Пищика объявляет: «Гуляй парой!» В гостиную входит первая пара — Пищик и Шарлотта, за ними — Любовь и Трофимов, Варя и станционный смотритель, Аня с почтальоном и т. д. Варя тихо плачет и вытирает слезы во время танца. Дуняча образует с партнером последнюю пару. Они все пересекают гостиную.

Пищик кричит : "Большой раунд ! Раскачайтесь !" и : «Рыцари на коленях, спасибо вашим дамам!»

Фирс, в костюме, приносит на подносе сельтерскую воду.

Пищик и Трофимов входят в гостиную.


ПИЩИК

У меня слишком большое напряжение, у меня уже было два приступа, и мне очень тяжело танцевать, но, как говорится, если бежишь за стаей, даже если не умеешь лаять, виляй хвостом. На самом деле, я силен, как лошадь. Мой покойный отец, настоящий шутник, да упокоит его Господь, говорил о наших предках, что древний род Симеоновых-Пищиков произошел от коня, которого Калигула сделал сенатором... (Садится.) Т олько одна беда : отсутствие денег ! Собака с пустым желудком верит только в мясо... (Засыпает, начинает храпеть, сразу просыпается.) И я тоже... Я думаю только о деньгах...


ТРОФИМОВ

Это правда, есть что-то лошадиное в вашей внешности.


ПИЩИК

Ну... Лошадь - хорошее животное... Лошадь можно продать...


Слышим из другой комнаты шум игры в бильярд. Под аркадой появляется Варя.


ТРОФИМОВ, поддразнивая её.

Госпожа Лопахина ! Госпожа Лопахина !...


ВАРЯ, в плохом настроении.

Изъеденный молью джентльмен !


ТРОФИМОВ

Да, я изъеденный молью господин и горжусь этим !


ВАРЯ, горькая, обеспокоенная.

Ну, мы наняли музыкантов, и как мы будем им платить ?


Она выходит.


ТРОФИМОВ, Пищику.

Энергию, которую вы тратили всю свою жизнь в поисках денег для выплаты процентов, если бы вы использовали её для лучшей цели, вы могли бы в конечном итоге перевернуть мир.


ПИЩИК

Ницше... философ... величайший, самый знаменитый... человек с колоссальным мозгом, пишет, что мы имеем право делать фальшивые деньги.


ТРОФИМОВ

Вы читали Ницше ?


ПИЩИК

Ну... Даченька мне об этом рассказала. А тут, если бы я мог, я бы сделал фальшивые купюры... Послезавтра мне нужно заплатить триста десять рублей... Я уже нашел сто тридцать... (Роется по карманам. , кажется, волнуется.) Деньги пропали ! Я потерял свои деньги ! (Сквозь слезы.) Где деньги ? (Счастливый.) Ах, вот он, в подкладке... это заставило меня вспотеть...


Входят Любовь и Шарлотта. Любовь напевает лезгинку — кавказскую танцевальную мелодию.


ЛЮБОВЬ

Почему Леонид до сих пор не вернулся ? Что он делает в городе ? (Дуняхе.) Дуняча, угости музыкантов чаем.


ТРОФИМОВ

Вполне вероятно, что продажа не состоялась.


ЛЮБОВЬ

Сейчас не лучшее время нанимать музыкантов, не лучшее время устраивать балы. Ну, очень жаль...


Она садится и напевает себе под нос. Шарлотта протягивает Пищику колоду карт.


ШАРЛОТТА

Вот, вот игра, подумайте карточку, ту, которую хочешь.


ПИЩИК

это сделано.


ШАРЛОТТА

Теперь перемешайте. Хорошо. А теперь, дорогой господин Пищик, дайте их мне. Эйн, цвай, дрей ! Теперь ищите её, она у вас в кармане...

Пищик достает карточку из кармана.


ПИЩИК, удивлен.

Восьмерка пик, абсолютно верно ! Вы это видите !


Шарлотта, держа игру на руке, спрашивает Трофимова :


ШАРЛОТТА

Ответьте быстро, какая верхняя карта ?


ТРОФИМОВ

Ну... пиковая дама.


ШАРЛОТТА

Точно. (Пищику.) А вы ? Верхняя карта ?


ПИЩИК

Туз червей.


ШАРЛОТТА

Точно. (Хлопает в ладоши, колода карт исчезает.) Ах, какая сегодня вкусная погода ! (Таинственный женский голос, доносящийся как будто из-под пола, отвечает : «О да, сударыня, погода великолепная».) Вы для меня абсолютный идеал.


(Голос отвечает : «Я тоже, сударыня, я вас очень люблю».)


УПРАВЛЯЮЩИЙ СТАНЦИЕЙ (аплодируя).

Молодец, мадам Чревовещатель !


ПИЩИК, удивлен.

Видите это ! Очаровательная Шарлотта Ивановна... Я просто влюблен в вас...


ШАРЛОТТА

Влюбленый... (Пожимает плечами.) Способны ли вы любить ? «Guter Mensch, aber schlechter Musikant».


Трофимов бьет Пищика по плечу.


ТРОФИМОВ

Ты просто лошадь...


ШАРЛОТТА

Будьте осторожны, еще один волшебный трюк ! (Берет со стула одеяло.) Вот отличное одеяло, которое я бы хотела продать... (Тряхает одеяло.) Кто-нибудь хочет его купить?


ПИЩИК, удивлен.

Видите это !


ШАРЛОТТА

Эйн, цвай, дрей !


Она быстро поднимает одеяло, и появляется Аня. Она делает реверанс, бежит к матери, целует её и, ко всеобщему восторгу, бежит обратно в бальный зал.


ЛЮБОВь (аплодируя).

Отличная работа ! Отличная работа !...


ШАРЛОТТА

Еще раз... Эйн, цвей, дрей !


Она снова поднимает одеяло, и на этот раз появляется Варя, которая приветствует.


ПИЩИК, ошеломленный.

Видите это !


ШАРЛОТТА

Это конец !


Она набрасывает на Пищика одеяло, делает реверанс и тоже бежит в сторону бального зала.


ПИЩИК, бежит за ней.

Ах, плохая девчонка, это действительно она ! Это она !


ЛЮБОВЬ

И Леонид, который до сих пор не вернулся ! Что он делает в городе так поздно ! Я не понимаю. В любом случае, там всё улажено. Недвижимость продается или не продается. Зачем оставлять нас так долго без новостей !


ВАРЯ, желая её утешить.

Мой дядя купил его снова, я уверена.


ТРОФИМОВ, иронично.

Но да.


ВАРЯ

Тётя вышла ей доверенность на приобретение имущество на её имя с передачей ипотеки. Она сделала это ради Ани. Я уверен, что Бог нам поможет. Мой дядя собирается выкупить имущество.


ЛЮБОВЬ

Тетка из Ярославля отправила на покупку имущество на свое имя пятнадцать тысяч рублей — она нам не доверяет, — но этих денег не хватает даже на выплату процентов. (Закрывает лицо.) Сегодня решена моя судьба. Моя судьба...


ТРОФИМОВ, поддразнивая Варю.

Госпожа Лопахина !


ЛЮБОВЬ

Почему ты злишься, Варя ? Он дразнит тебя с Лопахиным, что дальше ? Если хочешь, выходи замуж за Лопахина, очень хорошо. Он хороший и интересный человек. В противном случае не выходи за него замуж. Дорогая, тебя никто не заставляет.


ВАРЯ

Я очень серьезно об этом думаю, мама. Вы говорите откровенно, он хороший человек и он мне нравится.


ЛЮБОВЬ

Тогда, выходи за него замуж. И так, чего же ты ждешь ? Я не понимаю !


ВАРЯ

Но мам, я все еще не могу сделать ему предложение. Мне все говорят о нем уже два года, но он не говорит ни слова, или он шутит. И я понимаю. Он разбогател, он настолько занят, что у него нет времени на меня. Если бы у меня были деньги, хоть немного, хоть сто рублей, я бы все бросил, пошла бы очень далеко. Я бы пошла в монастырь.


ТРОФИМОВ

Счастье !


ВАРЯ, Трофимову.

Студент должен быть умным ! (Тихим голосом, со слезами.) Вы так некрасиво стали, Петя, вы так постарёл ! (Любвы, не плача.) Единственное, мама, я без работать жить не могу. Каждую минуту мне приходится что-то делать.


Входит Яча, борясь с желанием рассмеяться.


ЯЧА

Епиходов прервал сигнал !..


Он выходит снова.


ВАРЯ

Почему здесь Епиходов? Кто разрешил ему играть в бильярд ? Я не понимаю этих людей...


Она выходит.


ЛЮБОВЬ

Не дразните её, Петя. Видите ли, она уже несчастна.


ТРОФИМОВ

Она настолько усердна, что ей не следует вмешиваться в дела, которые ее не касаются. Все лето она не оставляла нас с Аней одних, опасаясь романа между нами. Как это на него влияет? Кроме того, я никогда об этом не думал. Я еще далек от такой пошлости. Мы выше любви !


ЛЮБОВЬ

И я должен быть ниже любви. (Очень взволнованна.) Почему здесь нет Леонида ? Хотелось бы узнать : недвижимость продана, да или нет ? Несчастье кажется мне таким немыслимым, я даже представить его не могу, я чувствую себя потерянным... Я мог бы закричать... Я могла бы сделать какую-нибудь глупость. Спасите меня, Петя, скажите что-нибудь, скажите что-нибудь.


ТРОФИМОВ

Продается ли сегодня недвижимость или нет, какая разница ? Всё это давно закончилось, назад мы не можем вернуться, трава заполонила тропинку. Успокойтся, моя дорогая подруга. Не питайте никаких иллюзий. Хоть раз в жизни посмотрите правде в глаза.


ЛЮБОВЬ

Какая правда ? Вы видите, что правда, а что нет, мне кажется, что я потеряла зрение, я ничего не вижу. Вы смело решаете все важные проблемы, но скажите мне, детка, это потому, что вы молодой и ни одна из этих проблем никогда не заставляла вас страдать ? Вы смело смотрите вперед, но не потому ли вы не видите, что не ожидаете ничего такого, что могло бы вас устрашить, ведь жизнь еще скрыта от твоих юных глаз? Вы смелее, честнее, глубже нас, но подумайте, проявите хоть столько же великодушия (жест пальца), пожалейте меня. Я здесь родилась, здесь жили мои отец и мать, мой дедушка, я люблю этот дом, без вишневого сада я не понимаю своей жизни... и если его надо продать, то кто-то продаёт меня вместе с ней .. (Обнимает Петю и целует его в лоб.) Ведь здесь утонул мой сын... (Плачет.) Пожалейте меня, вы добрые и милосердные. 


ТРОФИМОВ

Вы знаете, что я с вами всей душой.


ЛЮБОВЬ

Надо сказать это по-другому, по-другому... (Берет платок, телеграмма падает на землю.) У меня сегодня так тяжело на душе, вы не можете себе представить. Здесь так много шума, душа моя дрожит от каждого звука, я вся дрожу, но не могу уйти, боюсь остаться одна в тишине. Не осуждайте меня, Петя... Я люблю вас, как один из родного. Я бы с радостью подарила вас Аню, клянусь, но сначала вы должны учиться, мой маленькой, вы должны доучиться. Вы ничего не делаете, судьба бросает вас туда и сюда, это так странно... не правда ли ? Нет ? А с бородой надо что-то делать, чтобы она наконец выросла... (Смеется.) Вы смешной !


ТРОФИМОВ, беря телеграмму.

У меня нет желания быть красивым.


ЛЮБОВЬ

Эта телеграмма приезжает из Парижа. Я получаю их каждый день. И вчера, и сегодня. Этот дикарь снова болен. Все равно не получается... Он умоляет меня простить его и вернуться, и, по правде говоря, да, мне надо поехать в Париж, быть рядом с ним. Вы такой суровый, Петя, а что мне делать, друг мой, что мне делать ? Он болен, одинок, несчастен, и кто там о нем позаботится, кто удержит его от глупостей, кто даст ему лекарство, когда оно понадобится ? Это невозможно скрыть или промолчать, я люблю его, это понятно. Я люблю его, я люблю его... Это камень на моей шее, он тянет меня вниз, я тону, но я люблю этот камень, я не могу жить без него. (Сжимает руку Трофимова.) Не думайте обо мне плохо, Петя, ничего, ничего не говорите...


ТРОФИМОВ, сквозь слезы.

Ради бога, простите мою откровенность : но он вас украл !


ЛЮБОВЬ

Нет, нет, нет, не говорите так...


Она закрывает уши.


ТРОФИМОВ

Но он подлец, вы одна этого не знаете ! Бездарный негодяй, неудачник...


ЛЮБОВА, сердитая, но сдерживая себя.

Вам двадцать шесть лет или двадцать семь, но вы ещё маленький школьник.


ТРОФИМОВ

То ли.


ЛЮБОВЬ

Надо быть мужчиной, в своем возрасте надо уметь понимать тех, кто любит. Надо любить... Надо влюбляться! (Суровая.) Да, да ! А в вам нет чистоты, вы всего лишь поросенок, смешной коротышка, чудовище.


ТРОФИМОВ, в ужасе.

Но что она говорит ?


ЛЮБОВЬ

«Я выше любви !» Вы не выше любви, вы просто ничтожен, как сказал бы Фирс. Не иметь любовницы в вашем возрасте !


ТРОФИМОВ, в ужасе.

Это ужасно ! Но что она говорит ? (Быстро идёт к бальному залу, держась за голову.) Это ужасно... Я не могу, я ухожу... (Уходит и тотчас снова появляется.) Между нами всё кончено ! (Идёт в вестибюль.)


ЛЮБОВь, крича на него.

Петя, подождите ! Какой вы смешной ! Это была шутка ! Петя !

Мы слышим, как кто-то быстро бежит вверх по лестнице, а затем внезапно с громким шумом падает. Аня и Варя кричат, но сразу после этого мы слышим их смех.


ЛЮБОВЬ

Что случилось ?

Вбегает Аня.


АНЯ, смеяя.

Петя упал с лестницы !

Она кончается.


ЛЮБОВЬ

Какой странный человек этот Петя...


Начальник станции становится посреди комнаты и начинает читать «Грешницу» Алексея Толстого. Вот отрывок из этого стихотворения :


Повсюду люди в бреду,

Всюду веселье и смех,

Мы слышим звуки лютни

И цимулы сталкиваются,

Цветы падают повсюду

И тяжелые парчовые шторы

Богато украсьте дверь дворца

Где золото и хрусталь сияют со всех сторон.

Толпа корчится от смеха и радости

Мария Магдалина посередине сидит.

Молодая и красивая проститутка.

Она подносит бокал к пылким губам,

Ее богатая одежда, ее неприличные украшения

Провозглашают его жизнь во грехе.


Мы почти не слушаем его, и через несколько куплетов чтение прерывает музыка вальса. Танцуют все. Возвращаясь из вестибюля, входят Петя, Аня, Варя и Любовь.


ЛЮБОВЬ

Ну, Петя... ох очень чистое сердце... Прошу прощения... Приходите танцевать...


Она танцует с Петей, танцуют Аня и Варя. Входит Фирс и ставит трость у двери. По очереди появляется Яча и смотрит на танцоров.


ЯЧА

Итак, дедушка ?


ФИРС

Я не собираюсь очень усердно. Раньше у нас на балу были генералы, бароны, адмиралы, теперь надо послать за почтовым служащим, станционным начальником, и их просят прийти. Я стал слабее. Старый барин, да упокоит его Бог, дедушка, все болезни лечил сургучом. Я принимал сургуч каждое утро в течение двадцати лет, а может и больше. Может быть, поэтому я до сих пор жив. 


ЯЧА

Ты нам скучен, дедушка ! (Зевает.) Лучше тебе поскорее умереть.


ФИРС

Ну давай же ! иди... ни на что не годен ! (Он бормочет.)


Трофимов и Любовь танцуют из бальной залы в гостиную.


ЛЮБОВЬ

Спасибо, я посижу немного... (Садится.) Я устала.

Входит Аня.

АНЯ, взволнованная.

На кухне мужчина только что сказал, что вишневый сад продан !


ЛЮБОВЬ

Чей ?


АНЯ

Он этого не говорил. Он ушел.


Она танцует с Трофимовым, и они танцуют по бальному залу.


ЯЧА

Он был маразматиким стариком. Он не отсюда.


ФИРС

И Леонид Андреевич, который не вернулся. На нем легкое межсезонное пальто. Он способен простудиться. Эй, он молодой и зеленый !


ЛЮБОВЬ

Я умру. Яча, придите и узнайте, кому это продают. 


ЯЧА

Но его уже давно нет, старик. (Он смеется.)


ЛЮБОВА (немного раздраженная).

И чему вы смеетесь ? Чему вы рад ?


ЯЧА

Епиходов такой смешной. Совершенно пустой человек. Двадцать два несчастья !


ЛЮБОВЬ

Фирс, если недвижимость продадут, куда вы пойдете ?


ФИРС

Я пойду туда, куда вы мне прикажете.


ЛЮБОВЬ

Почему ты выглядишь так ? ты болен ? Ты должен идти в кровать...


ФИРС

Да... (С насмешливой улыбкой.) Я пойду спать, а кто будет прислуживать, кто обо всём позаботится ? Я один, на весь дом.


ЯЧА, Любови.

Любовь Андреевна ! Позвольте мне попросить вас об одолжении, будьте щедры. Если вы вернетесь в Париж, возьмите меня с собой, прошу вас. Для меня здесь оставаться положительно невозможно. (Оглядывается по сторонам и говорит очень тихо.) Мне не нужно вам говорить, вы сами видите, это страна без культуры, без морали и скучная. На кухне еда отвратительная, и этот Фирс, который везде бродит и бормочет чушь. Возьмите меня, я прошу вас.


Входит Пищик.


ПИЩИК

Разрешите пригласить вас... на вальс, очень красивая дама... (Любовь уходит с ним.) Феерично, но вы еще дадите сто восемьдесят рублей... Вы их мне отдадите... (Танцуют.) Сто восемьдесят рублей...


Любовь и Пищик проходят в бальный зал.


ЯЧА, тихонько поет.

«Поймешь ли ты когда-нибудь

Муки моей души..."


В бальном зале появляется фигура в сером цилиндре и клетчатых брюках, размахивает руками и прыгает. Кто-то кричит : «Браво, Шарлотта Ивановна». Дуняша перестает, чтобы пудрить лицо.


ДУНИАЧА

Мадемуазель приказала мне танцевать — господ много, а дам мало — но от танца у меня кружится голова и бьется сердце. Фирс Николаевич, сотрудник почты только что рассказал мне такую ​​вещь, от которой у меня перехватило дыхание.


Музыка останавливается.


ФИРС

Что он сказал тебе ?


ДУНИАЧА

Ты, сказал он мне, похожа на цветок.


ЯЧА, зевая.

Сборище невежественных людей.

Он уходит.


ДУНИАЧА

Как цветок... Я такая деликатная молодая девушка, безумно люблю нежные слова.


ПИРС

В конечном итоге ты упадешь.

Входит Епиходов.

ЕПИХОДОВ

Дуняша, ты не хочешь меня больше видеть... Как будто я какое-то насекомое. (Вздыхает.) Ах, жизнь !


ДУНИАЧА

Что вы хотите ?


ЕПИХОДОВ

Без малейшего сомнения, вы, может быть, и правы... (Вздыхает.) Но если посмотреть на это с одной точки зрения, то, и я позволю себе так выразиться, простите меня за откровенность, у вас есть совершенно довела меня до душевного состояния. Я знаю свою судьбу, каждый день меня постигает какая-нибудь беда, но я уже давно к ней привык, да так, что теперь с улыбкой созерцаю свою судьбу. Вы дали мне слово, и хотя я...


ДУНИАЧА

Пожалуйста, мы поговорим об этом позже, а сейчас оставьте меня в покое, я сплю.

Она играет со своим веером.


ЕПИХОДОВ

У меня бывает одно несчастье в день и я позволю себе так выражаться, только улыбаюсь по этому поводу и даже смеюсь над этим.

Входит Варя, приходящая из бального зала.

ВАРИА

Ты еще здесь, Семен ? Какой неуважительный человек! (Дуняче.) Уйди отсюда, Дуняча. (Епиходову.) Сначала ты играешь в бильярд и ломаешь кий, потом ходишь по гостиной, как гость.


ЕПИХОДОВ

Требовать так от меня, позвольте мне высказаться, вы не имеете права.


ВАРИА

Я ничего не требую, я просто говорю тебе, что единственное, что тебя интересует, — это таскать себя с одного места на другое, ни разу не прикасаясь к своей работе. У нас есть бухгалтер, кто знает, зачем делать !


ЕПИХОДОВ, обидевшись.

Работаю ли я, гуляю ли, ем ли я или играю ли в бильярд — это вопросы, которые должны обсуждать понимающие пожилые люди.


ВАРИА

Ты смеешь говорить мне это ! (Она воспламеняется.) Это заставляет тебя смеяться ? Ты хочешь сказать, что я ничего не понимаю ? Давай, на улицу ! Немедленно !


ЕПИХОДОВ, испуганний.

Пожалуйста, выражайтесь более деликатно.


ВАРИЯ, теряя всякий контроль.

Ну давай же ! Вне ! Сразу, на улицу ! (Идёт к двери, она за ним.) Двадцать два несчастья ! Вали отсюда ! Прочь с глаз моих !

Выходит Епиходов, и за дверью мы слышим его голос, говорящий : «Я буду на вас жаловаться».


ВАРИА

Ах, ты вернешься ? (Хватает трость, оставленную Фирсом возле двери.) Давай, давай... Подойди немного, давай, я тебе покажу... Ты идёшь?... Ах, вот ты где, ну... .

Она размахивает тростью, и входит Лопахин.


ЛОПАХИН

Спасибо от души.


ВАРИА, насмешливо и раздраженно.

Это моя вина !


ЛОПАХИН

Ничего. Большое спасибо за этот прекрасный прием.


ВАРИА

Пожалуйста. (Уходит, затем оборачивается и нежно спрашивает.) Разве я не обидела вас ?


ЛОПАХИН

Нет, нет, это ничего. У меня будет большая шишка и всё.

Голоса в зале объявляют : «Лопахин приехал ! Ермолай Алексеевич здесь !»

ПИЩИК

Наконец мои глаза видят это, мои уши слышат это... (Целует Лопахина.) Друг мой, милое сердце, от тебя пахнет немного коньяком. Мы здесь тоже хорошо проводим время.

Входит Любовь.

ЛЮБОВЬ

Это вы, Ермолай Алексеевич ? Почему так поздно ? Где Леонид ?


ЛОПАХИН

Он вернулся со мной. Он идёт.


ЛЮБОВЬ, в волнении.

Так ? Продажа состоялась ? Но скажите мне !


ЛОПАХИН, в смятении, боясь показать свою радость.

Распродажа закончилась около четырех часов... Мы опоздали на поезд, пришлось ждать полдевятого. (Тяжело вздыхает.) Уф ! Моя голова кружится...


Входит Гаев. В правой руке он держит какие-то пакеты, а левой вытирает слезы.


ЛЮБОВЬ

Леонид, значит ? И что, Леонид ? (Нетерпеливо, со слезами на глазах.) Ради бога, скажите мне скорее...


Гаев не отвечает. Он жестикулирует рукой и говорит Фирсу, плачая :

ГАЕВ

Возьми... Там анчоусы, керченская селедка... Я сегодня ничего не ел... Я так страдал !


Дверь в бильярдную открыта. Слышим звук шариков и голос Ячи : «Пятнадцать и три восемнадцать». Гаев меняет выражение лица, он больше не плачет.


ГАЕВ

Я умираю от усталости. Помоги мне измениться, Фирс.


Он уходит, а за ним Фирс.


ПИЩИК

Что произошло на распродаже ? Расскажи нам !


ЛЮБОВЬ

Вишневый сад продан ?


ЛОПАХИН

Продал.


ЛЮБОВЬ

Кто купил его ?


ЛОПАХИН

Мне.

Время. Любовь очень поражена. Если бы она не стояла возле стула и стола, она бы упала. Варя снимает с пояса связку ключей, бросает её на пол посреди гостиной и уходит.


ЛОПАХИН

Это я купил его. На минутку, пожалуйста, дамы и господа, у меня голова кружится, я не могу говорить... (Смеется.) Когда мы пришли на продажу, Дериганов уже был там. У Леонида Андреевича было всего пятнадцать тысяч рублей, а в дополнение к долгу Дериганов предложил тридцать тысяч. Когда я это увидел, я пошел на это и предложил сорок тысяч. Он предложил сорок пять. А я предложил пятьдесят пять. То есть он каждый раз толкал на пять, а я на десять... И так до конца. В дополнение к долгу я предложил девяносто тысяч и получил его. Теперь вишневый сад мой! Мне ! (Очень громко смеется.) Боже, вишневый сад — мой! Скажите мне, что я пьян, что я сумасшедший, что мне это привиделось и все такое... (Топает ногами.) Не смейтесь надо мной ! Если бы мой отец и мой дед вышли из своего гроба и увидели бы, что происходит, как я, их Ермолай, избитый, неграмотный, Ермолай, который бегал босиком даже зимой, как этот самый Ермолай купил это имение, прекраснейшее на свете. .. Я купил имение, где мой отец и мой дед были крепостными, куда им не разрешалось входить, даже на кухню... Я сплю, это не просто сон, это видение... Это произведение вашего воображения, охваченное тьмой, неизведанностью... (Берёт ключи и ласково улыбается.) Ключи она выбросила, это для того, чтобы показать, что она здесь уже не хозяйка. (Он звенит клавишами.) Это не имеет значения. (Слышим, как настраивается оркестр.) Эй, музыканты, играйте ! Я хочу услышать от вас ! Давайте все, приходите посмотреть, как Ермолай Лопахин понесет топор в вишневый сад, как деревья упадут на землю ! Мы построим виллы, и наши внуки и правнуки будут здесь жить новой жизнью... Давай, музыка !


Музыка начинается. Любовь рухнула на стул и горько плачет.


ЛОПАХИН, с упреком.

Но почему, почему вы меня не послушались ? Моя бедная подруга, уже слишком поздно. (Со слезами.) Ах, если бы всё это могло пройти очень быстро, если бы могла измениться наша несчастная, неуклюжая жизнь...


ПИШИК, взяв его под руку, тихим голосом.

Она плачет. Пойдём в бальный зал, оставим её в покое... Пойдём...

Он берет его за руку и уводит в другую комнату.


ЛОПАХИН

Что происходит ? Громче, музыка ! Пусть всё будет так, как я хочу ! (С иронией.) Приезжает новый хозяин, хозяин вишневого сада ! (Ударяется о столик и чуть не опрокидывает подсвечник.) У меня достаточно денег, чтобы заплатить за всё это !


Он выходит с Пищиком. В гостиной остается только Любовь, всё ещё свернувшаяся в кресле и горько плачущая. Музыка играет тихо. Аня и Петр быстро входят. Аня становится на колени перед матерью. Петр остается у входа в бальный зал.


АНЯ

Мама !... Мама, ты плачешь ? Моя дорогая, моя милая, моя чудесная мама, я люблю тебя... Благословляю тебя. Вишнёвый сад продан, его нет, это правда, это правда, но не плачь, мама, у тебя жизнь впереди, и душа твоя добрая и чистая... Пойдём со мной, пойдём моя любимая, мы уйдем отсюда, приди !.. Мы посадим новый сад, ещё более великолепный, ты увидишь его, ты поймешь, и радость, тихая и глубокая радость сойдёт в твою душу, как солнце в час вечер, и ты улыбнешься, мама !.. Приди, любимая, приди !








АКТ IV


Обстановка первого акта. На окнах больше нет ни занавесок, ни картин. Некоторая мебель сложена в углу, как будто ей продают. Ощущение пустоты. Возле двери тамбура, сзади, свалены чемоданы, сундуки и узлы.

Дверь слева открыта и мы слышим голоса Вари и Ани. Лопахин стоит, ждёт. Яча держит поднос с бокалами шампанского. В вестибюле Епиходов связывает ящик.

Слышим шум и голоса : мужики пришли попрощаться. Голос Гаева сказат им : «Спасибо, братья мои, спасибо».


ЯЧА

Мужики пришли попрощаться. Я думаю, Ермолай Алексеевич, что они хорошие люди, но многого не понимают.

Шум постепенно стихает. Входят Любовь и Гаев. Любовь уже не плачет, но очень бледна, лицо дрожит, говорить не может.


ГАЕВ

Ты отдала им свой кошелек, Люба. Это действительно невозможно ! Невозможно !


ЛЮБОВЬ

Я ничего не могла с этим поделать ! Я не могла !

Они выходят. Лопахин обращается к ним через дверь :


ЛОПАХИН

Я смиренно прошу вас! Примите бокал, прежде чем уйти. Из города я не думал привозить, и на вокзале нашел только бутылку. Пожалуйста ! (Пауза.) Нет ? Не хотите этого ? Если бы знал - не купил бы. Кроме того, я тоже этого не хочу.

Яча осторожно ставит поднос на стул.

Яча, выпей бокал хотя бы ты.


ЯЧА

Я пью в честь отъезда ! И счастья тем, кто останется ! (Пьёт.) Это не настоящее шампанское, уверяю вас.


ЛОПАХИН

Восемь рублей за бутылку. (Пауза.) Здесь чертовски холодно.


ЯЧА

Сегодня они не грели. Раз уж мы уходим. (Он смеется.)


ЛОПАХИН

Что не так с тобой ?


ЯЧА

Ничего. Это радость.


ЛОПАХИН

Сейчас октябрь, но тихо и солнечно, как летом. Это хорошо для строительства. (Смотрит на часы и говорит в сторону двери.) Внимание, поезд отходит через сорок шесть минут ! Это значит, что нам нужно уйти через двадцать минут. Немного сожмите. 


Входит Трофимов в пальто.

ТРОФИМОВ

Похоже, пора идти. Машины стоят перед дверью. Куда, черт возьми, делись мои резиновые сапоги ? Они исчезли. (Звонит.) Аня, у меня пропали резиновые сапоги ! Я не могу их найти !


ЛОПАХИН

А мне надо в Харьков. Я поеду тем же поездом, что и вы. Я останусь в Харькове на всю зиму. Я проводил время, болтая с вами, я устал, ничего не делая. Не могу жить без работы, не знаю, что делать с руками, они странно висят, как будто чужие.


ТРОФИМОВ

Мы немедленно уйдем, и вы сможете возобновить свою полезную работу.


ЛОПАХИН

Приходи выпить.


ТРОФИМОВ

Нет.


ЛОПАХИН

Итак, теперь это Москва ?


ТРОФИМОВ

Да, я еду с ними в город, а завтра еду в Москву.


ЛОПАХИН

Да... Вот и учителя приостановили занятия, ждут твоего прихода !


ТРОФИМОВ

Это не твое дело.


ЛОПАХИН

Сколько лет ты учишься в университете ?


ТРОФИМОВ

Ищи что-то новое. Это старо и глупо. (Ищёт свои резиновые сапоги.) Знаешь, мы, наверное, никогда больше не увидимся, так что позволь мне дать тебе напутственный совет : не размахивай руками ! Откажишься от привычки – не раскачивайшься. Другое дело : строить дачи, надеясь, что со временем летние посетители станут собственниками, такой расчет - это как руками размахивать, это одно и то же... И все же я люблю тебя. У тебя тонкие и нежные пальцы, как у художника. А у тебя тонкая и нежная душа...


ЛОПАХИН, обнимая его.

Прощание мой друг. Спасибо тебе за всё. Если оно тебе понадобится, я даю тебе немного денег на дорогу.


ТРОФИМОВ

Сделать что ? Незачем.


ЛОПАХИН

Но я уверен, что у тебя его нет.


ТРОФИМОВ

У меня его. Спасибо. Я получил кое-что в обмен на перевод. Это у меня в кармане. (Обеспокоенно.) А резиновые сапоги все-таки нет !


ВАРИЯ, из другой комнаты.

Ловите их, свои мусори !

Она бросает пару резиновых сапог в комнату.


ТРОФИМОВ

Почему вы так сердитая, Варя ? Хм... Но это не мои резиновые сапоги !


ЛОПАХИН

Весной я засеял пятьсот гектаров маков. Результат: сорок тысяч рублей нетто. А когда мои маки зацвели, какая картина ! Во всяком случае, я тебе говорю, что я заработал сорок тысяч рублей, и если я предлагаю тебе кредит, то потому, что я могу себе это позволить. Зачем выпрямлять подбородок ? Я мужик... Никаких манер.


ТРОФИМОВ

Твой отец был мужиком, мой - аптекарем, это ничего не доказывает. (Лопахин берет кошелек.) Оставь это, оставь это... Ты бы дал мне двести тысяч рублей, я бы не взял. Я свободный человек. И всё, что вы так высоко ставите, всё, что так дорого всем вам, богатым и бедным, не имеет надо мной ни малейшей власти. Это как пуховая нить, парящая в воздухе. Я могу обойтись без вас, я могу игнорировать вас, я сильный и гордый. Человечество движется к высшей истине, к высшему счастью, которого можно ожидать на земле. И я в первом ряду !


ЛОПАХИН

Удастся ли тебе ?


ТРОФИМОВ

Мне удастся. (Пауза.) Мне удастся или покажу другим путь.

Мы слышим звук удара топора по стволу дерева.

ЛОПАХИН

Так что до свидания, мой друг. Время идти. Смотря друг на друга, мы гордо поднимаем подбородки, а жизнь, знаешь ли, тем временем проходит. Когда я долго работаю, не отдыхая, мои мысли становятся светлее и мне кажется, что я тоже знаю, для чего существую. А в России так много людей, брат мой, которые не знают, зачем они существуют. Что ж, очень жаль, но не это заставляет мир вращаться. Кажется, Леонид принял должность в банке. На шесть тысяч в год... Только он там не останется. Слишком ленив...


АНЯ, у двери.

Мама просит вас не рубить деревья до её ухода.


ТРОФИМОВ

Правда, у тебя так мало такта ?..


Он уходит через вестибюль.


ЛОПАХИН

Прямо сейчас, сразу... Что это за люди.

Он выходит вслед за Петей.


АНЯ

Мы отвезли Фирса в больницу ?


ЯЧА

Я сказал им сегодня утром. Я думаю, дело сделано.


АНЯ — Епиходову, идущему через комнату.

Семен Пантелевич, хотите посмотреть, отвезли ли Фирса в больницу ?


ЯЧА, оскорбил.

Я сказал Егору сегодня утром. Зачем спрашивать об этом десять раз !


ЕПИХОДОВ

Этот Фирс, который слишком долго жив, по моему окончательному мнению, уже не подлежит ремонту, он должен бы присоединиться к своим предкам. И я могу ему только позавидовать. (Кладёт чемодан на шляпную коробку и раздавливает его.) Естественно. Я знал это.

Он уходит.


ЯЧА, насмешливо.

Двадцать два несчастья !


ВАРИА, за дверью.

Фирса доставили в больницу ?


АНЯ

Да.


ВАРИА

Так почему же мы не отнесли письмо для доктора ?


АНЯ

Нам ннужно его быстро догнать.

Она выходит.


ВАРИЯ, из соседней комнаты.

Где Яша ? Скажите ему, что его мать здесь, она хочет попрощаться.


ЯЧА, взмахнув рукой.

Они только пытаются заставить меня потерять терпение.


Дуниача делает вид, что заботится о багаже. Увидев, что Яша один, она подходит к нему.


ДУНИАЧА

Даже не взглянув на меня, Яча. И вы уходите... Вы бросаете меня...


Она начинает плакать и обнимает его.



ЯЧА

Но зачем плакать ? (Пьёт шампанское.) Через шесть дней я снова буду в Париже. Завтра мы сядем на экспресс и поедём. Это последний раз, когда нас кто-то видит. В это даже трудно поверить. Да здравствует Франция !.. Здесь это не для меня создана, я не могу там жить... Делать нечего. Мне надоело это невежество - мне это надоело. (Пьёт шампанское.) Так чего плакать? Ведите себя хорошо, и слезы вам больше не понадобятся.


Дуниаша пудрится, глядя в маленькое зеркало.


ДУНИАЧА

Пришлите мне письмо из Парижа. Я любила вас, Яча, я так любила вас ! Яча, я нежное создание !


ЯЧА

Они прибывают.

Он занят вокруг багажа, напевая. Входят Любовь, Гаев, Аня и Шарлотта.


ГАЕВ

Нам придется уйти. У нас не так много времени. (Глядя на Яшу.) Кому здесь пахнет селёдкой ?


ЛЮБОВЬ

Минут через десять мы сядем в машину... (Оглядывается.) Прощай, мой милый дом, моя старая бабушка. Зима пройдёт, вернется весна, и тебя здесь больше не будет. Они разорвут тебя. Всё, что видели эти стены ! (Страстно целует Аню.) Сокровище мое, ты сияешь, глаза твои сияют, как бриллианты. Ты счастливая ? Очень счастливая ?


АНЯ

Да очень. Начинается новая жизнь, мама !


ГАЕВ, радостно.

Правильно, теперь всё в порядке. Перед продажей вишневого сада мы волновались, мучились, а поскольку все решено окончательно, бесповоротно, все успокоились и обрели бодрость... Вот я, банковский служащий, финансист... мяч в разум ! А ты, Люба, несмотря на всё это, выглядишь, конечно, гораздо лучше.


ЛЮБОВЬ

Да, мои нервы получше, это правда. (Ей дают пальто и шапку.) Сплю хорошо. Возьмите мои вещи, Яча, пора. (Ане.) Скоро увидимся, девочка моя... Я еду в Париж. Я буду жить там на деньги, которые твоя двоюродная бабушка прислала нам на покупку недвижимости. Да здравствует тётя ! - Но этих денег долго не хватит. 


АНЯ

Ты скоро вернешься, правда, мама ? Скоро !... За это время я поучусь, сдам экзамены, потом буду работать, буду помогать тебе. Мы вместе прочитаем много книг... правда, мама ? (Целует матери руки.) Мы прочитаем долгими осенними вечерами, прочитаем много книг, и перед нами откроется новый, чудесный мир... (Мечтает.) Вернись, мама...


ЛЮБОВЬ

Я вернусь, мое сокровище.

Она берет дочь на руки. Входят Лопахин и Шарлотта, которая тихо поёт.


ГАЕВ

Шарлотта счастлива, она поёт.

Шарлотта берёт пакет, похожий на спеленутого ребенка.


ШАРЛОТТА

Додо, ребенок додо... (Слышим детский плач : «У-а-у-а !») Тсс, дорогой, заткнись, мой сладкий мальчик. («У-а-у-а !») О, как мне тебя жаль ! (Она отвергает пакет.) Вы найдете мне другое место, не так ли ? Я не могу оставаться в таком состоянии.


ЛОПАХИН

Мы найдём его, Шарлотта, не волнуйся.


ГАЕВ

Нас все бросают, Варя уходит... Вдруг мы уже не нужны.


ШАРЛОТТА

Мне негде жить в городе. Нам пора уходить... (Напевает.). Это не имеет значения.


Входят Пищик.


ЛОПАХИН

Чудо природы !


ПИЩИК, запыхавшись.

Ой, дайте мне отдышаться... Я больше не могу... Очень респектабельная компания... Дайте мне стакан воды...


ГАЕВ

Деньги нужны, я полагаю ? Ваш верный слуга. Я предпочитаю уйти, пока все не стало плохо...

Гаев уходит.


ПИЩИК

Давно я к вам не приходил... очень красивая д... (Лопахину.) Ты здесь... Рад тебя видеть... Человек с огромным мозгом... Вот... Возьми это... (Отдает Лопахину деньги.) Четыреста рублей... Я тебе только восемьсот сорок должен...


ЛОПАХИН, удивленно пожимая плечами.

Мы думаем, что мечтаем... Где ты это нашёл ?


ПИЩИК

Подожди... Какая теплота... Очень необыкновенное событие. Ко мне в дом пришли англичане и нашли в земле белую глину... (Любови.) А вот вам четыреста рублей... Моя прекрасная, моя чудесная дама... (Отдает ей деньги.) Остальное позже. (Пьёт воду.) Сейчас в поезде молодой человек говорил, я верю... что великий философ советует людям прыгать с крыш... "Прыгайте !" – он говорит : «Вот и вся проблема !» (Удивленно.) Видите это ! Немного воды !


ЛОПАХИН

Кто эти англичане ? 


ПИЩИК

Я сдал им этот участок земли с белой глиной на двадцать четыре года... А теперь извините, мне некогда... Мне надо куда-то ехать... К Знойкову... У Кардамонова... Я всем должен денег... (Пьёт.) Здоровья... Вернусь в четверг...


ЛЮБОВЬ

Сейчас мы переедём в город. А завтра я уезжаю за границу...


ПИЩИК

Как ? (Очень беспокойный.) Почему в городе ? Ах, я вижу, мебель... багаж... Ничего... (Сквозь слезы.) Ничего... Очень умные эти люди... эти англичане... Ничего... (Сквозь слезы.) Будьте счастлива... Бог вам поможет... Ничего. Всему в этом мире есть конец... (Целует руку Любови.) И если ты когда-нибудь узнаешь, что пришел мой конец, вспомни об этом... этом старом коне и скажи : "Был-был на свете некий Симеонов-Пищик... Да упокоит Господь его душу..." Чудесное время... правда !... (Уходит, очень встревоженный, тотчас же возвращается и говорит о двери.) Даченка передает вам привет !

Он выходит.


ЛЮБОВЬ

Теперь мы можем уйти. Я ухожу с двумя опасениями. Первый - Фирс, который болен. (Смотрит на часы.) У нас ещё есть пять минут...


АНЯ

Мама, мы отправили Фирса в больницу. Яша позаботился об этом сегодня утром.


ЛЮБОВЬ

Другая моя печаль - это Варя. Она привыкла рано вставать, работать, а теперь без работы как рыба, выброшенная из воды. Она похудела, бледна и плачёт, бедняжка... (Пауза.) Ермолай Алексеич, я мечтала... выдать её замуж за вас. И все говорило о том, что ты выйдешь за него замуж. (Она шепчет что-то Ане, делает знак Шарлотте, они обе выходят.) Она любит вас, она кто-то по вашему сердцу, и я не понимаю, не понимаю, почему вы как будто избегаете друг друга. Я не понимаю !


ЛОПАХИН

Признаюсь, я тоже этого не понимаю. Все так странно... Если у нас осталось немного времени, я сейчас буду готов... Давай покончим с этим - и всё. Но без вас я чувствую, что никогда не выполню свою просьбу.


ЛЮБОВЬ

Замечательный. Кроме того, это займет всего минуту. Я позвоню ей прямо сейчас...


ЛОПАХИН

И, к счастью, у нас есть шампанское. (Смотрит на бокали.) Пустые, кто-то выпил. (Яча кашляет.) Что называется опорожнить...


ЛЮБОВЬ, очень оживленная.

Отличный. Выходим... Яча, давай ! Я зову ей... (К двери.) Варя, оставь всё и иди сюда ! Приходить !

Она выходит с Ячей. 


ЛОПАХИН, глядя на часы.

Да...


Время. За дверью мы слышим приглушенный смех, шепот. Наконец входит Варя. Она долго внимательно смотрит на багаж.


ВАРИА

Странно, я не могу найти...


ЛОПАХИН

Что вы ищете ?


ВАРИА

Я упаковала его сам, и не помню куда.

Время.


ЛОПАХИН

Куда вы теперь пойдете, Варвара Михайловна ?


ВАРИА

Мне ? У Рагулинов. Я согласилась позаботиться об их доме. Что-то вроде гувернантки.


ЛОПАХИН

В Яшнево ? Это добрых семьдесят километров отсюда. (Пауза.) Здесь, в этом доме, жизнь кончена.


ВАРИЯ, всё ещё смотрия на багаж.

Но где оно ?... Может, я его в сундук положил... Да, жизнь в этом доме кончена. И оно никогда не вернется...



ЛОПАХИН

А я сейчас еду в Харьков... тем же поездом. Много дел. Я оставляю Епиходова здесь... Я его нанял.


ВАРИА

Почему нет !


ЛОПАХИН

В прошлом году в это время уже шел снег, если помните, а сегодня погода тихая, солнечно. Единственное, холодно... Около трёх градусов.


ВАРИА

Я не смотрела. (Пауза.) К тому же у нас термометр сломался...

Голос со двора зовет : «Ермолай Алексеевич !» Похоже, Лопахин давно ждал этого звонка.


ЛОПАХИН

Я иду !

Он быстро выходит. Варя, сидя на земле, положив голову на узел с одеждой, тихо рыдает. Дверь открывается. Любовь входит молча.


ЛЮБОВЬ

ТАК ? (Пауза.) Пора уходить.


Варя больше не плачёт. Она вытирает глаза.


ВАРИА

Да, мамочка, пора. Я могу приехать в дом Рагулинов сегодня вечером. Пока мы не опоздаем на поезд...


ЛЮБОВЬ (к двери).

Аня, одевайся !

Входят Аня, затем Гаев и Шарлотта. На Гаеве теплое пальто с капюшоном. Входят также слуги и кучеры. Епиходов возится с багажом.


ЛЮБОВЬ

И теперь мы можем отправиться в путь !


АНЯ, радостная.

В пути !


ГАЕВ

Друзья мои, дорогие мои, очень дорогие друзья ! Покидая этот дом навсегда, я не могу молчать. Как сдержаться, как не выразить, прощаясь, те чувства, которые наполняют в этот момент все мое существо...


АНЯ, умоляюще.

Мой дядя !


ВАРИА

Не надо, дядя !


ГАЕВ, к сожалению.

Полный мяч на красном... Я молчу.

Входят Трофимов, затем Лопахин.

ТРОФИМОВ

Давайте все, пора !


ЛОПАХИН

Епиходов, мое пальто !


ЛЮБОВЬ

Еще минутку... Я сяду. Мне кажется, я никогда не видел, каковы стены этого дома, ни потолок, я смотрю на них теперь с жадностью, с такой нежной любовью...


ГАЕВ

Помню, мне было шесть лет, это было на Троицу, я сидел у этого окна, смотрел на отца, который шел в церковь...


ЛЮБОВЬ

Мы взяли все вещи ?


ЛОПАХИН

Кажется, что. (Епиходову, надевая пальто.) Епиходов, проследи, чтобы все было в порядке.


ЕПИХОДОВ, охрип.

Будьте спокойны, Ермолай Алексеевич !


ЛОПАХИН

Что случилось с твоим голосом ?


ЕПИХОДОВ

Я просто выпил немного воды и что-то проглотил.



ЯЧА, с презрением.

Игнорирование...


ЛЮБОВЬ

Собираемся уходить — здесь не останется ни души.


ЛОПАХИН

До весны.

Варя резко выдергивает из пакета зонтик, словно собираясь ударить Лопахина. Лопахин делает вид, что боится.

ВАРИА

Но нет, нет... Я не думала об этом !


ТРОФИМОВ

Поехали все на машине... Пора ! Поезд приближается !


ВАРИА

Петя, вот они, ваши резиновые сапоги, возле чемодана. (Со слезами.) Они такие грязные, такие старые...


ТРОФИМОВ, надевая свои резиновые сапоги.

Пойдем !...


ГАЕВ, очень расстроен, пытается не заплакать.

Поезд... Вокзал... Красный посередине, он за угол идёт...


ЛЮБОВЬ

Пойдём !


ЛОПАХИН

Все здесь ? Никого там больше нет ? (Запирает левую дверь.) У нас здесь вещи хранятся, надо их запереть. Пойдём !


АНЯ

Прощание, дом ! Прощание, старая жизнь !


ТРОФИМОВ

Здравствуй, новая жизнь !

Он выходит с Аней. Варя оглядывается и медленно выходит. Яча и Шарлотта с собачкой выходят по очереди.


ЛОПАХИН

Ну, а потом весна... Давай, поехали... До свидания !

Он выходит. Любовь и Гаев остаются одни. Словно только и дожидаясь этого момента, они бросаются в объятия друг друга и беззвучно рыдают, сдерживаясь из страха, что кто-нибудь их услышит.


ГАЕВ, в отчаянии.

Моя сестра, моя сестра...


ЛЮБОВЬ

О мой дорогой, мой нежный и прекрасный сад ! Моя жизнь, моя молодость, мое счастье, прощание ! Прощание !

Мы слышим радостно зовущий голос Ани: «Мама! Мама!», и голос Трофимова, веселый, оживленный: «О-о!» 


ЛЮБОВЬ

Последний взгляд на стены, на окна... Бедная мама, она так любила гулять в этой комнате...


ГАЕВ

Моя сестра, моя сестра !..

Снова голос Ани : «Мама !» и Трофимова : «Ау !»


ЛЮБОВЬ

Мы приходим !...

Они выходят.

Комната остается пустой. Мы слышим, как закрываются все двери и заводятся машины. Потом тишина. В этой тишине мы слышим только глухой звук топора по дереву. Одинокий и грустный шум.

Затем мы слышим шаги. Через правую дверь войдит Фирс. Он одет, как всегда, в белый пиджак и жилет. Он носит тапочки. Он болен. Он подходит к двери и поворачивает ручку.


ПИРС

Заблокировано. Они уехали... (Садится на диван.) Забыли меня... Ничего... Я посижу здесь немного... А Леонид Андреевич, наверное, не не носил шубу, он ушел с пальто... (Вздыхает, беспокойный.) А я не обратил на него внимания... Оно молодое и зеленое ! (Бормочет что-то, чего мы не понимаем.) Жизнь прошла, я словно и не жил. (Ложится.) Я полежу немного... У тебя больше нет сил, у тебя ничего не осталось, совсем ничего... Эх, ты... Ни на что не годный !..


Он лежится и не двигается. Мы слышим вдалеке, словно доносившийся с неба, звук рвущейся веревки, звук, который печально затихает.

Наступает тишина, и мы слышим только удары топоров по стволам деревьев, вдалеке, в саду. 

La Cerisaie. 




PERSONNAGES


LIOUBOV ANDREEVNA RANEVSKAIA, propriétaire foncière. 

ANIA, sa fille, dix-sept ans. 

VARIA, sa fille adoptive, vingt-quatre ans. 

LEONID ANDREEVITCH GAEV, son frère. 

ERMOLAI ALEXEEVITCH LOPAKHINE, marchand. 

PIOTR SERGUEEVITCH TROFIMOV, étudiant. 

BORIS BORISOVITCH SIMEONOV - PITCHTCHIK, propriétaire foncier. 

CHARLOTTE IVANOVNA, gouvernante. 

SEMION PANTELEEVITCH EPIKHODOV, comptable. 

DOUNIACHA, femme de chambre. 

FIRS, valet de chambre, quatre-vingt-sept ans. 

YACHA, jeune valet. 

Un passant. 

Le chef de gare. 

Un employé des postes. 

Invités, domestiques. 


L'action se passe dans la propriété de Lioubov ANdréevna Ranevskaia.




ACTE I


Une pièce qu'on appelle encore la chambre d'enfants. Une porte conduit à la chambre d'Ania. C'est l'aube. Le soleil se lèvera bientôt. Déjà le mois de mai : les cerisiers sont en fleur, mais ce matin-là il fait froid, il y a de la gelée blanche. Les fenêtres sont fermées. 

Entrent Douniacha avec une bougie, et Lopakhine, un livre à la main. 


LOPAKHINE

Le train est arrivé, Dieu merci. Quelle heure il est ? 


DOUNIACHA 

Bientôt deux heures. (Elle souffle la bougie.) Il fait déjà clair. 


LOPAKHINE

Mais il a eu combien de retard, ce train ? AU moins deux heures. (Il bâille et s'étire.) Ah, j'ai bonne mine. Quel idiot. Je viens ici pour aller les chercher à la gare et je m'endors. C'est bien embêtant... Pourquoi tu ne m'as pas réveillé ? 


DOUNIACHA 

Je vous croyais parti. (Elle écoute.) Ça y est, je crois qu'ils arrivent. 


LOPAKHINE, écoutant. 

Non... Il y a les bagages à retirer, et tout ça... (Un temps.) Lioubov Andréevna a passé cinq ans à l'étranger, je ne sais pas ce qu'elle est devenue... C'était une bonne personne. Facile à vivre, simple. Je me rappelle, j'étais jeune, j'avais peut-être quinze ans, mon pauvre père - il avait une boutique ici, au village - m'envoya un coup de poing, je me mis à saigner du nez... Nous étions venus ici tous les deux, dans la cour. Pourquoi ? Je n'en sais rien. Il était un peu saoul. Je m'en souviens comme si c'était hier, Lioubov Andréevna était si jeune et mince, elle m'a mené au lavabo, ici, dans la chambre d'enfants. "Ne pleure pas petit moujik", elle me disait, "ce sera guéri pour ton mariage..." (Un temps.) Petit moujik... C'est vrai, mon père était un moujik, et moi, regarde : un gilet blanc et des souliers jaunes. On dirait un cochon dans un salon de thé... La seule chose, oui, j'ai de l'argent, des tas d'argent, mais si tu grattes un peu, si tu réfléchis, moujik je suis, moujik je reste... (Il feuillette le livre.) J'ai voulu lire ce livre, je n'y ai rien compris, je lisais, je dormais. (Un temps.) 


DOUNIACHA

Les chiens n'ont pas dormi de la nuit. Ils sentent l'arrivée des maîtres. 


LOPAKHINE

Qu'est-ce qui ne va pas, Douniacha...


DOUNIACHA 

J'ai les mains qui tremblent, je vais me trouver mal. 


LOPAKHINE

Tu es beaucoup trop délicate, Douniacha. Tu t'habilles comme une jeune dame, et regarde-moi cette coiffure. Tu as tort. Chacun doit rester à sa place. 


Entre Epikhodov, qui porte un bouquet. Il est en veston et ses bottes superbement cirées craquent à chaque pas. En entrant, il laisse tomber son bouquet. 


EPIKHODOV, ramassant le bouquet. 

Voilà. Le jardinier les envoie, pour les placer dans la salle à manger. 


Il donne les fleurs à Douniacha. 


LOPAKHINE

Et apporte-moi du kvass. 


DOUNIACHA

Bien monsieur. 

Elle sort. 


EPIKHODOV

Ce matin nous avons de la gelée blanche, il fait moins trois degrés et la cerisaie est en fleur. Je ne peux pas approuver notre climat. (Un soupir.) Je ne peux pas. Notre climat n'est pas convenablement coopératif. Et aussi, Ermolaï Alexéevitch, permettez-moi de vous dire que j'ai acheté ces bottes il y a trois jours et qu'elles craquent, j'ose vous l'assurer, d'une manière intolérable. Avec quoi faudrait-il les graisser ? 


LOPAKHINE

Fiche-moi la paix. Tu m'énerves. 


EPIKHODOV

Chaque jour me frappe un nouveau malheur. Mais je ne me plains pas. Je m'y habitue. Ça me fait même sourire. 


Entre Douniacha qui porte du kvass à Lopakhine. 


Je me retire. 


Il se heurte à une chaise, qui se renverse. 


Et voilà...


Avec un air de triomphe : 

Vous voyez, pardonnez-moi l'expression, mais ce genre d'incident, c'est... Je veux dire, c'est remarquable ! (Il sort.)


DOUNIACHA

Et moi je dois vous avouer, Ermolaï Alexéevitch, qu'Epikhodov m'a demandée en mariage. 


LOPAKHINE

Ah ! 


DOUNIACHA 

Et franchement je ne sais pas... C'est un homme bien tranquille, mais quelquefois, quand il se met à parler on n'y comprend rien. Il parle bien, avec du sentiment, mais je n'y comprends rien. Je crois qu'il me plaît. Lui, il m'aime comme un fou. C'est un homme qui n'a pas de chance. Tous les jours quelque chose. Ils se moquent de lui, ici, ils l'appellent "vingt-deux malheurs"...


LOPAKHINE, écoutant

Ça y est, je crois qu'ils arrivent...


DOUNIACHA

Ils arrivent... Mais qu'est-ce que j'ai, moi ?... Je me sens toute froide. 


LOPAKHINE

Oui, ils sont là. Allons-y. Est-ce qu'elle va me reconnaître ? On ne s'est pas vus depuis cinq ans. 


DOUNIACHA, tout émue. 

Je vais tomber... Oh, je vais tomber ! 


On entend deux voitures qui arrivent devant la maison. Lopakhine et Douniacha sortent rapidement. La pièce est vide. Puis on entend du bruit dans les pièces voisines. Appuyé sur une canne, Firs, qui est allé à la gare, traverse la chambre d'enfants à pas pressés. Il porte une livrée et un chapeau haut de forme. Il parle tout seul, mais on ne peut comprendre ce qu'il dit. 

Les bruits deviennent plus forts. Une voix dit : "Venez par ici !"

Lioubov ANdréevna, ANia et Charlotte Ivanovna, qui tient un petit chien en laisse, entrent. Elles sont en tenue de voyage. Entrent aussi Varia, en manteau, un foulard sur la tête, Gaev, Siméonov-Pichtchik, Lopakhine, Douniacha. Celle-ci porte un paquet et un parapluie. 

Des domestiques chargés de bagages traversent la scène. 


ANIA 

Passons par ici. Maman, tu te rappelles cette chambre ? 


LIOUBOV, joyeuse, à travers ses larmes. 

La chambre d'enfants. 


VARIA

Il fait un froid, j'ai les mains gelées. (A Lioubov.) Vos chambres, la blanche et la violette, sont restées les mêmes, petite maman. 


LIOUBOV

La chambre d'enfants, ma chère, mon adorable chambre... Je dormais ici quand j'étais petite fille (elle pleure), et maintenant je me sens comme une petite fille... (Elle embrasse son frère, puis Varia, puis de nouveau son frère.) Et Varia est toujours la même, on dirait une nonne. Et j'ai reconnu Douniacha... (Elle l'embrasse.)


GAEV 

Le train avait deux heures de retard. Hein ? Ça, c'est de l'efficacité ! 


CHARLOTTE, à Pichtchik

Mon chien mange des noisettes. 


PICHTCHIK

Voyez-vous ça. 


Tout le monde sort, sauf Ania et Douniacha. 


DOUNIACHA

On n'en pouvait plus d'attendre...


Elle aide Ania à enlever son manteau, son chapeau. 


ANIA

Pendant les quatre nuits du voyage, je n'ai pas dormi... Et maintenant j'ai des frissons...


DOUNIACHA

Vous êtes partie pendant le carême, il neigeait, il gelait, et maintenant ?... Ma chérie ! (Elle rit et embrasse Ania.) Je n'en pouvais plus d'attendre, ma joie, ma lumière... Il faut que je vous dise quelque chose tout de suite, je ne peux plus attendre...


ANIA, fatiguée. 

Encore ?...


DOUNIACHA

Après la semaine sainte, Epikhodov, le comptable, m'a demandé en mariage. 


ANIA

Tu parles toujours de la même chose... (Touchant ses cheveux.) J'ai perdu toutes mes épingles... (Elle est très fatiguée, et même elle vacille légèrement.)


DOUNIACHA 

Je ne sais pas quoi penser. Il m'aime, il m'aime si fort ! 


Ania regarde avec tendresse la porte de sa chambre. 


ANIA 

Ma chambre, mes fenêtres, comme si je n'étais jamais partie. Je suis à la maison ! Demain matin je me lèverai et je courrai dans le jardin... Ah, si seulement je pouvais dormir ! Je n'ai pas dormi de tout le voyage. J'étais oppressée, j'avais de l'angoisse. 


DOUNIACHA

Il y a trois jours, Piotr Serguéevitch est arrivé. 


ANIA, joyeuse. 

Pétia ! 


DOUNIACHA

Il dort dans le pavillon des bains, il y habite. Il dit : "J'ai peur de les déranger." (Elle regarde une montre, dans sa poche.) IL faudrait le réveiller, mais Varvara Mikhaïlovna l'a défendu. Elle m'a dit : "Ne le réveille pas." 


Entre Varia. A sa ceinture, un trousseau de clés. 


VARIA

Douniacha, du café, vite... Petite maman veut du café. 


DOUNIACHA

Tout de suite. 


Elle sort. 


VARIA

Bon. Dieu merci, vous êtes là. Tu es de retour à la maison. (Elle caresse Ania.) Ma chérie est de retour ! Ma beauté est de retour ! 


ANIA 

Ce que j'ai pu endurer. 


VARIA

J'imagine ! 


ANIA

Je suis partie la semaine avant Pâques, il faisait froid. Charlotte a parlé pendant tout le voyage, et fait ses tours. Pourquoi tu m'as infligé Charlotte ? 


VARIA 

Mais tu n'aurais pas pu partir seule, ma chérie. Pas à dix-sept ans ! 


ANIA 

On arrive à Paris, il fait froid, il neige. Mon français est horrible. Maman habite au cinquième étage. J'arrive, je trouve des Français, des dames, un vieux prêtre avec un livre, c'est plein de fumée, c'est sinistre. J'ai eu soudain pitié de maman, tellement pitié. J'ai mis mes bras autour de sa tête, je l'ai serrée dans mes mains, je ne pouvais plus la lâcher. Plus tard elle m'a caressée et elle a pleuré...


VARIA, à travers ses larmes

Ne me dis plus rien, ne me dis plus rien...


ANIA

Sa villa près de Menton, elle l'a déjà vendue. Il ne lui restait rien, rien. Moi non plus, je n'avais plus un kopek. Nous avions tout juste pour le voyage. Et maman qui ne comprend pas ! Quand on mange dans les gares, elle demande ce qu'il y a de plus cher et donne un rouble de pourboire à chaque garçon. Charlotte fait pareil. Yacha demande lui aussi une portion pour lui tout seul. C'était affreux. Yacha est le laquais de maman. Nous l'avons ramené ici...


VARIA

Je l'ai vu, cette canaille. 


ANIA

Et ici, comment ça va ? Vous avez payé les intérêts ? 


VARIA

Avec quoi ? 


ANIA 

Oh mon Dieu, mon Dieu...


VARIA

La propriété sera vendue au mois d'août...


ANIA 

Mon Dieu...


Lopakhine passe sa tête par la porte et bêle comme un agneau. 

LOPAKHINE

Mé-é-é...


Il retire sa tête. 


VARIA

Il va voir un peu, lui...


Elle secoue son poing dans sa direction. Ania prend Varia dans ses bras et dit doucement : 


ANIA

Varia, il t'a demandé en mariage ? (Varia secoue la tête.) Mais il t'aime ! Pourquoi vous n'en parlez pas ? Qu'est-ce que vous attendez ?


VARIA 

Ça ne mènera jamais à rien, je crois. Il a tellement de travail, et pas de temps pour moi... Il ne me regarde même pas. A-Dieu-vat, ça m'est pénible même de le voir. Tout le monde parle de notre mariage, tout le monde me félicite. Et en fait il n'y a rien, c'est tout juste comme un rêve... (D'une voix différente.) Tu as une broche, on dirait une abeille. 


ANIA, tristement. 

Oui, maman l'a achetée. (Elle va vers sa chambre et parle gaiement, comme une enfant.) Je suis montée en ballon, à Paris ! 


VARIA

Ma chérie est de retour ! Ma beauté est de retour ! 


Douniacha, qui a déjà apporté une cafetière, fait du café. Varia est près de la porte. 


VARIA

Toute la journée, ma chérie, moi je m'occupe de la maison, et je rêve. Si seulement on pouvait te marier à un homme riche, je serais tranquille, je pourrais faire mon pèlerinage, aller à Kiev... Puis à Moscou, et dans tous les lieux saints... Marcher et encore marcher. Béatitude !...


ANIA

Les oiseaux chantent dans le jardin. Quelle heure est-il ? 


VARIA

Bientôt trois heures. Il est temps de te coucher, ma chérie. (Elle entre dans la chambre d'Ania.) Béatitude !...


Entre Yacha, qui porte un plaid et un sac de voyage. Il traverse la pièce avec délicatesse. 


YACHA

Puis-je passer par ici ? 


DOUNIACHA

On ne vous reconnaîtrait pas, Yacha. Que vous avez changé à l'étranger ! 


YACHA

Heuh... et qui êtes-vous ? 


DOUNIACHA

Quand vous êtes-partis, j'étais grande comme ça. (Elle fait un geste de la main.) Je suis Douniacha, la fille de Fédor Kozodoïev. Vous ne vous rappelez plus ! 


YACHA 

Hum... Petit cornichon. 


Il regarde autour de lui et prend Douniacha par la taille. Elle pousse un cri, laisse tomber une soucoupe. Yacha sort en vitesse. 


VARIA, à la porte, fâchée. 

Qu'est-ce qui se passe ? 


DOUNIACHA, les larmes aux yeux. 

J'ai cassé une soucoupe...


VARIA 

Ça porte bonheur. 


ANIA, sortant de sa chambre. 

Il faut dire à maman que Pétia est ici...


VARIA

J'ai défendu qu'on le réveille. 


ANIA, pensive. 

Il y a six ans, mon père est mort. Un mois plus tard, dans la rivière, mon frère Gricha se noyait. Un beau petit garçon de sept ans. Maman n'a pas pu le supporter, elle est partie, partie sans un regard en arrière... (Elle frissonne.) Comme je la comprends, si elle savait ! (Un temps.) Et Pétia Trofimov était le précepteur de Gricha, il pourrait lui rappeler...


Entre Firs, qui porte un veston et un gilet blancs. Il va vers la cafetière et paraît soucieux. 


FIRS

Madame prendra son repas ici. (Il met des gants blancs.) Le café est prêt ? (A Douniacha, sévère.) Dis donc, toi ! Et la crème ? 


DOUNIACHA

Ah, mon Dieu...


Elle sort rapidement. Firs s'affaire autour de la cafetière. 


FIRS

Hé ! Espèce de propre à rien... (Il marmonne.) De retour de Paris... Le maître allait à Paris, lui aussi... Avec des chevaux...


Il rit. 


VARIA

Firs, qu'est-ce qu'il y a ? 


FIRS

Vous désirez ? (Joyeux.) Ma maîtresse est de retour ! J'ai bien fait d'attendre ! Maintenant on peut mourir...


Il pleure de joie. 

Entrent Lioubov Andréevna, Gaev, Lopakhine et Siméonov- Pichtchik. Ce dernier porte un vêtement de paysan, serré à la taille, en drap fin, et un pantalon bouffant qui retombe sur ses bottes. Gaev, en entrant, avec son buste et ses bras, fait semblant de jouer au billard. 


LIOUBOV

Comment c'était ? Attends que je me rappelle... La rouge dans le coin, une blanche au centre... 


GAEV

Et bille en tête ! Il fut un temps, ma sœur, où nous dormions tous les deux dans cette chambre, et maintenant j'ai cinquante et un ans, aussi étrange que cela paraisse...


LOPAKHINE

Oui, le temps passe. 


GAEV

Pardon ? 


LOPAKHINE

Je dis que le temps passe. 


GAEV

Il y a ici une odeur de patchouli. 


ANIA

Je vais me coucher. Bonne nuit, maman. 


Elle embrasse sa mère. 


LIOUBOV

Ma petite fille adorée. (Elle embrasse ses mains.) Tu es heureuse d'être à la maison ? Je ne peux pas y croire. 


ANIA

Bonne nuit, mon oncle. 


Gaev lui embrasse les mains et le visage. 


GAEV

Que Dieu te garde. Comme tu ressembles à ta mère ! Toi, Liouba, tu étais exactement comme elle à son âge. 


Ania serre les mains de Lopakhine et de Pichtchik et sort en refermant la porte derrière elle. 


LIOUBOV

Elle est épuisée. 


PICHTCHIK

C'est que le voyage est très long. 


VARIA, à Lopakhine et à Pichtchik. 

Eh bien, messieurs ? Il va être trois heures, il serait temps de vous retirer. 


LIOUBOV, en riant. 

Tu n'as pas changé, Varia. (Elle l'attire et l'embrasse.) Je bois mon café et nous nous retirerons tous. (Firs met un coussin sous ses pieds.) Merci, très cher. Je me suis habituée au café. J'en bois jour et nuit. Merci, très cher vieil homme. (Elle l'embrasse.) 


VARIA

Je dois voir si tous les bagages sont là...


Elle sort.


LIOUBOV

C'est vraiment moi, ici sur cette chaise ? (Elle rit.) Je voudrais sauter, agiter les bras. (Elle couvre son visage avec ses mains.) Mais je dors peut-être ! Dieu sait que j'aime mon pays, je l'aime tendrement, dans le train, je ne pouvais même pas regarder par la portière, je pleurais tout le temps. (A travers ses larmes.) Mais il faut que je boive mon café. Merci, Firs, merci cher vieil homme. Je suis si heureuse que tu sois encore vivant. 


FIRS 

Avant-hier. 


GAEV

Il est dur d'oreille. 


LOPAKHINE 

À cinq heures il faut que je parte pour Kharkov. C’est bien embêtant ! J’aurais voulu vous regarder, vous parler… Vous êtes toujours la même. Splendide. 


PICHTCHIK, le souffle court. 

Elle est même plus belle qu'avant... Habillée comme une Parisienne... A bride abattue, feu des quatre fers...


LOPAKHINE

Votre frère que voici, Léonid Andréevitch, dit que je suis une brute, un koulak, mais ça m'est égal. Qu'il dise ce qu'il veut. Tout ce que je demande, c'est que vous me fassiez confiance, comme vous l'avez toujours fait, et que vos yeux extraordinaires, si émouvants, me regardent comme autrefois. Bonté divine. Mon père était le serf de votre grand-père et de votre père, mais vous, vous avez tant fait pour moi que j'ai tout oublié, que je vous aime comme ma propre famille... Non, bien plus que ça. 


LIOUBOV

Je ne peux pas rester immobile, je ne peux pas...


Elle saute sur ses pieds et marche dans la pièce, très agitée. 


Cette joie, c'est trop, je n'y survivrai pas... Oui, moquez-vous, je suis idiote... Ma chère petite armoire !... (Elle l'embrasse.) Ma petite table. 


GAEV

Nounou est morte pendant ton absence. 


Lioubov se rassoit et boit son café. 


LIOUBOV

Oui, que Dieu ait son âme. On me l'a écrit. 


GAEV

Anastassi est mort lui aussi. Et Petrouchka le Louche m'a quitté. Il travaille au commissariat et habite en ville. 


Il prend une boîte de bonbons dans sa poche et en suce un. 


PICHTCHIK

Ma fille Dachenka... vous envoie ses respects...


LOPAKHINE

J'aimerais vous dire quelque chose de très agréable, de très gai. (Il regarde sa montre.) Mais il faut que je m'en aille, nous n'avons pas le temps de parler... Bon, juste deux ou trois mots. Vous savez que votre cerisaie va être vendue, à cause des dettes. La vente est fixée au vingt-deux août, mais ne vous inquiétez pas, ma chère amie, dormez tranquille, il y a un moyen... Voici mon plan. Un peu d'attention ! Votre propriété n'est qu'à vingt kilomètres de la ville, le chemin de fer passe à côté, si on lotissait la cerisaie et le terrain près de la rivière, et si on louait des villas aux estivants, ça vous rapporterait au moins vingt-cinq mille roubles par an. 


GAEV

Pardonnez-moi, mais quelle absurdité ! 


LIOUBOV

Je ne vous comprends pas très bien. 


LOPAKHINE

Les locataires vous donneront au minimum vingt-cinq roubles par an et par lot, et si vous l'annoncez maintenant je vous garantis qu'avant l'automne il ne vous restera plus un seul lot, tout sera loué. Autrement dit, je vous félicite, vous êtes sauvés. L'emplacement est merveilleux, la rivière est profonde. La seule chose, bien sûr, il faut nettoyer, arranger un peu... démolir, par exemple, les vieux bâtiments, cette maison qui ne vaut plus rien, abattre la vieille cerisaie...


LIOUBOV

L'abattre ? Excusez-moi, mon cher, mais vous n'y comprenez vraiment rien. La seule chose intéressante, et même remarquable, dans la région, c'est notre cerisaie. 


LOPAKHINE

Elle n'a que ses dimensions de remarquable. Elle ne donne des cerises qu'une année sur deux, et personne ne sait qu'en faire, personne ne les achète. 


GAEV

Elle est même mentionnée dans l'Encyclopédie. 


LOPAKHINE, regardant sa montre. 

En tout cas, si nous ne trouvons pas une solution, le vingt-deux août la cerisaie et la propriété seront vendues aux enchères. Décidez-vous ! Il n'y pas d'autres moyens, je vous le jure. Non et non. 


FIRS

Dans le temps, il y a quarante, cinquante ans, la cerisaie on la faisait sécher, mariner, on en faisait des conserves, de la confiture, et il y avait...


GAEV

Tais-toi Firs. 


FIRS

... et il y avait les cerises sèches, on en envoyait de pleines charrettes à Moscou et à Kharkov. Ça faisait beaucoup d'argent ! Les cerises séchées étaient douces, juteuses, bien sucrées, parfumées... Ils avaient une recette... 


LIOUBOV 

Et où est-elle maintenant, cette recette ? 


FIRS

Oubliée. Personne ne s'en souvient. 


PICHTCHIK

Et Paris ? C'était comment ? Vous avez mangé des grenouilles ? 


LIOUBOV 

J'ai mangé des crocodiles. 


PICHTCHIK

Voyez-vous ça...


LOPAKHINE

Avant, à la campagne, il n'y avait que des maîtres et des moujiks. Aujourd'hui, tout à coup, il y a des estivants. Toutes les villes, même les petites, sont entourées par des maisons de campagne. Et on peut dire que d'ici vingt ans l'estivant va se multiplier dans des proportions incroyables. Pour le moment il reste assis et boit du thé sur sa terrasse, mais il se peut qu'un jour il décide de cultiver son bout de terrain, et alors votre cerisaie deviendra heureuse, riche, superbe...


GAEV, indigné. 

Mais quelle absurdité ! 


Entrent Varia et Yacha.


VARIA

Ah, petite maman, il y a deux télégrammes pour vous. (Elle prend une clé et ouvre la vieille armoire qui grince.) Les voici. 


LIOUBOV

Ils viennent de Paris. (Elle les déchire sans les lire.) Avec Paris, c'est fini...


GAEV

Tu sais l'âge de cette armoire, Liouba ? Il y a une semaine, j'ai ouvert le tiroir du bas et j'ai vu des chiffres, gravés au feu. Cette armoire a été faite il y a exactement cent ans. Qu'est-ce que tu en dis ? Hein ? On pourrait fêter son jubilé. C'est un objet inanimé, mais tout de même, c'est une armoire. 


PICHTCHIK, étonné. 

Cent ans... Voyez-vous ça !...


GAEV

Oui... C'est quelque chose. (Il tâte l'armoire.) Chère et très respectée armoire ! Je salue ton existence, dévouée depuis plus de cent ans au glorieux idéal du bien et de la justice. Ton appel silencieux au travail fécond ne s'est pas affaibli au cours de ces cent ans (à travers ses larmes), soutenant bravement, à travers les générations de notre famille, la foi en un lendemain meilleur, et raffermissant en nous le goût du bien et de la conscience sociale. 


Un temps. 


LOPAKHINE

Oui...


LIOUBOV

Tu es toujours le même, Léonid. 


GAEV, un peu embarrassé. 

Je joue la rouge dans le coin. Pleine bille. 


LOPAKHINE, regardant sa montre. 

Bon, c'est l'heure. 


Yacha présente des pilules à Lioubov. 


YACHA

Vous prendrez peut-être vos pilules, madame. 


PICHTCHIK

Ma chère amie, il ne faut pas prendre de médicaments... Ils ne font ni bien ni mal... Donnez-les-moi, amie que je respecte... (Il prend la boîte de pilules, la vide dans sa main, souffle dessus et les avale toutes avec du kvass.) Et voilà ! 


LIOUBOV, apeurée. 

Mais vous êtes fou ? 


PICHTCHIK

J'ai avalé toutes les pilules. 


LOPAKHINE

Quel goinfre ! 


Tous rient. 


FIRS

Ce monsieur est venu nous voir juste avant Pâques, et il a mangé à lui tout seul un demi-seau de cornichons... (Il marmonne.)


LIOUBOV

Qu'est-ce qu'il dit ? 


VARIA

Il y a trois ans qu'il marmonne comme ça. On s'y est habitué. 


YACHA. 

C'est le vieil âge. 


Entre Charlotte, en robe blanche, très maigre, la taille très serrée, un face-à-main à la ceinture. Elle traverse la pièce. 


LOPAKHINE

Excusez-moi, mademoiselle Charlotte, je n'ai pas eu le temps de vous saluer. 


Il essaie de lui baiser la main. Charlotte la retire. 


CHARLOTTE

Si on vous permettait de baiser la main, vous demanderiez à baiser le coude, puis l'épaule...


LOPAKHINE

Ce n'est pas mon jour. (Tout le monde rit.) S'il vous plaît, Charlotte, montrez-nous un tour ! 


LIOUBOV

Oui, Charlotte, un tour ! 


CHARLOTTE

Non, à quoi bon ? Je désire dormir. 


Elle sort. 


LOPAKHINE

Nous nous reverrons, dans trois semaines. (Il baise la main de Lioubov.) En attendant, au revoir. C'est l'heure. (A Gaev.) Au revoir. (Il embrasse Pichtchik.) Au revoir. (Il serre la main de Varia, de Firs et de Yacha.) Aucune envie de partir. (A Lioubov.) Si vous réfléchissez, pour les villas, et si vous décidez, faites-moi signe, je trouverai cinquante mille roubles. Réfléchissez sérieusement. 


VARIA, fâchée. 

Mais enfin, allez-vous-en ! 


LOPAKHINE

Je m'en vais, je m'en vais...


Il sort. 


GAEV

Un grossier personnage, ce Lopakhine. Oh pardon, excusez-moi... Varia va l'épouser, c'est le petit fiancé de Varia. 


VARIA 

Ne dites pas des choses non nécessaires, mon oncle. 


LIOUBOV

Mais, Varia, j'en serais très heureuse. C'est un homme bon. 


PICHTCHIK

Comme être humain, il faut dire que... il a du mérite... Ma fille Dachenka... Elle aussi dit que... Oh, elle dit beaucoup de choses. (Il se met à ronfler, mais se réveille aussitôt.) Mais quoi qu'il en soit, dame très respectée, pouvez-vous me prêter... oh, juste deux cent quarante roubles ?... Demain je dois payer les intérêts de mon hypothèque. 


VARIA, effrayée. 

Il n'y a pas d'argent, pas du tout ! 


LIOUBOV

C'est vrai, je n'ai rien. 


PICHTCHIK

On en trouvera bien. (Il rit.) Je ne perds jamais l'espoir. Je me dis que tout est fichu et tout à coup un chemin de fer traverse mes terres et... on me donne de l'argent. Il peut toujours arriver quelque chose, si ce n'est pas aujourd'hui, demain... Dachenka gagnera peut-être deux cent mille roubles... Elle a pris un billet. 


LIOUBOV 

Le café est fini. On va se reposer. 


FIRS, sévère, brossant Gaev. 

De nouveau vous avez mis le pantalon qu'il ne faut pas. Comment je dois m'y prendre, avec vous ! 


VARIA, doucement. 

Ania dort. (Sans bruit, elle ouvre la fenêtre.) Le soleil s'est levé, il ne fait pas froid du tout. Regardez, petite maman, quels beaux arbres ! Mon Dieu, cet air ! et les étourneaux qui chantent ! 


GAEV, ouvrant l'autre fenêtre. 

Le jardin est tout blanc. Tu n'as pas oublié, Liouba ? Cette longue allée qui s'en va toute droite, toute droite, comme une courroie tendue. Et qui brille les nuits de lune. Tu te souviens ? Tu n'as pas oublié ?


LIOUBOV, regardant par la fenêtre. 

O mon enfance, ma pureté ! Je dormais dans cette chambre, d'ici je regardais le jardin. Le bonheur se réveillait avec moi chaque matin, et c'était tout comme aujourd'hui, rien n'a changé. (Elle rit joyeusement.) Blanc, tout blanc ! Oh mon jardin ! Après l'automne sombre et humide, après l'hiver froid, tu es de nouveau jeune, plein de bonheur, les anges du ciel ne t'ont pas abandonné... Si on pouvait arracher cette pierre pesante de ma poitrine et de mes épaules, si je pouvais oublier mon passé ! 


GAEV

Oui, et le jardin sera vendu pour dettes, aussi étrange que cela paraisse...


LIOUBOV

Regarde, maman qui marche dans le jardin... En robe blanche. (Elle rit joyeusement.) C'est elle. 


GAEV 

Où ? 


VARIA 

Que Dieu vous garde, petite maman. 


LIOUBOV

Non, il n'y a personne, je l'ai imaginé. A droite dans le tournant de la tonnelle, il y a un petit arbre blanc penché, on dirait une femme...


Entre Trofimov, qui porte un uniforme d'étudiant usé, et des lunettes. 


LIOUBOV

Quel jardin étonnant ! Les masses blanches des fleurs, le ciel bleu...


TROFIMOV

Lioubov Andréevna ! (Elle se retourne.) Je suis venu vous saluer, je m'en vais tout de suite. (Il lui baise la main avec chaleur.) On m'a donné l'ordre d'attendre jusqu'au matin, mais j'étais trop impatient...


Lioubov le regarde avec étonnement. 


VARIA, à travers ses larmes. 

C'est Pétia Trofimov...


TROFIMOV

Pétia Trofimov, j'ai été le précepteur de votre fils Gricha... J'ai tellement changé ? 


Lioubov l'entoure de ses bras et pleure doucement. 


GAEV, embarrassé

Mais non, Liouba, allons. 


VARIA, qui pleure. 

Pétia, je vous avais dit d'attendre demain. 


LIOUBOV, pleurant

Mon Gricha... Mon petit garçon... Gricha... Mon fils...


VARIA

Qu'est-ce qu'on peut faire, petite maman ? C'est la volonté de Dieu. 


TROFIMOV, doucement, à travers ses larmes. 

Allons, allons...


LIOUBOV, pleurant doucement. 

Mon petit garçon... noyé. Pourquoi ? Pourquoi mon ami ? (Plus bas.) Ania dort, et je parle si fort... Je fais tout ce bruit... Alors, Pétia ? Mais pourquoi êtes-vous devenu si laid ? Si vieux ? 


TROFIMOV

Dans le train, une vieille paysanne m'a traité de "monsieur mité". 


LIOUBOV 

Vous étiez si jeune, un charmant petit étudiant, et maintenant ces cheveux clairsemés, ces lunettes. Est-il possible que vous soyez toujours étudiant ? 


Elle va vers la porte. 


TROFIMOV

Je crois que je serai un éternel étudiant. 


Lioubov embrasse son frère, puis Varia. 


LIOUBOV 

Et maintenant au lit... Toi aussi tu as vieilli, Léonid. 


PICHTCHIK

Alors c'est l'heure de dormir... (Il la suit.) Oh là, ma goutte. Je vais rester chez vous... Lioubov Andréevna, mon âme, j'en ai besoin, demain matin... deux cent quarante roubles...


GAEV 

Il ne perd pas son idée, lui. 


PICHTCHIK

Deux cent quarante roubles... Pour les intérêts de mon hypothèque. 


LIOUBOV

Je n'ai pas d'argent, mon ami. 


PICHTCHIK

Mais je vous le rendrai, ma chère... C'est une si petite somme...


LIOUBOV

Bon, très bien, Léonid vous les donnera... Donnez-les lui, Léonid. 


GAEV

Compte là-dessus, et garde ta poche ouverte. 


LIOUBOV

Qu'est-ce qu'on peut faire ? Donne-lui... Il en a besoin... Et il les rendra. 


Lioubov, Trofimov, Pichtchik et Firs sortent. Restent dans la pièce Gaev, Varia et Yacha. 


GAEV 

Ma soeur a l'habitude de jeter l'argent. (A Yacha.) Ecarte-toi, mon cher, tu sens la basse-cour. 


YACHA, avec un sourire ironique. 

Et vous, Léonid Andréevitch, vous êtes bien toujours le même. 


GAEV

Pardon ? (A Varia.) Qu'est-ce qu'il a dit ? 


VARIA

Ta mère est venue du village, depuis hier elle est assise à l'office, elle t'attend, elle veut te parler...


YACHA 

Qu'elle aille se faire voir ! 


VARIA 

Tu n'as pas honte ! 


YACHA 

J'avais bien besoin d'elle ! Elle aurait pu venir demain. 


Il sort. 


VARIA

Petite maman est toujours la même, elle n'a pas changé du tout. Si on la laissait faire, elle donnerait tout. 


GAEV

Oui... (Un temps.) Si pour lutter contre une maladie on donne une infinité de remèdes, cela signifie que la maladie est incurable. Moi je réfléchis, je me creuse la cervelle et je trouve beaucoup, beaucoup de remèdes, ce qui signifie : aucun. Ce serait merveilleux d'hériter de quelqu'un, ou de marier notre Ania à un homme très riche, ce serait une bonne idée d'aller à Yaroslav et de tenter notre chance avec notre tante, la comtesse. Elle est très, très riche. 


VARIA, en larmes. 

Si seulement Dieu nous aidait...


GAEV

Ne pleurniche pas. La tante est très riche, mais elle ne nous aime pas. D'abord parce que ma sœur a épousé un avocat, et non pas un noble. (Ania apparaît devant la porte.) Elle n'a pas épousé un noble et on ne peut pas dire qu'elle s'est conduite très vertueusement. Elle est bonne, gentille, brave, et je l'aime beaucoup, mais quelles que soient les circonstances atténuantes qu'on pourrait lui trouver, elle est dépravée. Ça se sent dans chacun de ses gestes. 


VARIA, murmurant. 

Ania est à la porte.


GAEV 

Pardon ? (Un temps.) C'est incroyable, quelque chose est tombé dans mon œil droit... Je n'y vois pas clair. Jeudi dernier, quand je suis allé au tribunal...


Ania entre. 


VARIA

Pourquoi tu ne dors pas, Ania ? 


ANIA

Je ne peux pas, je n'y arrive pas. 


GAEV

Ma toute petite (Il embrasse son visage et ses mains.) Mon enfant... (A travers ses larmes.) Tu n'es pas ma nièce, tu es mon ange, tu es tout pour moi. Crois-moi, je t'en prie, crois-moi...


ANIA 

Je te crois, mon oncle. Tout le monde t'aime et te respecte... mais, mon cher oncle, tu ne dois pas parler autant. Ne parle pas, c'est tout. Qu'est-ce que tu disais de maman, de ta sœur ? Pourquoi tu disais ça ? 


GAEV

Oui, oui... (Il se couvre le visage avec la main d'Ania.) C'est réellement affreux ! Oh, mon Dieu ! Sauve-moi, mon Dieu ! Et aujourd'hui encore ce discours à l'armoire... Quelle stupidité ! C'est seulement quand j'ai fini que j'ai compris c'était stupide. 


VARIA

C'est vrai, cher oncle, vous ne devriez pas parler. Ne parlez pas, voilà tout. 


ANIA

Si tu ne parles pas, tu seras toi-même beaucoup plus paisible. 


GAEV

Je me tais. (Il baise les mains d'Ania et de Varia.) Je me tais. Juste un petit mot, c'est pour affaire. Jeudi dernier, quand j'étais au tribunal du district, nous étions tout un groupe, nous avons parlé de ceci et de cela, et bon... il semble qu'il serait possible d'obtenir un emprunt, en signant des traites, pour payer les intérêts de la banque. 


VARIA

Si seulement Dieu voulait nous aider ! 


GAEV 

J'y retournerai mardi, j'en reparlerai. (A Varia.) Ne pleurniche pas comme ça. (A Ania.) Ta mère parlera à Lopakhine, qui naturellement ne lui dira pas non... Et toi, dès que tu seras reposée, tu iras à Yaroslav voir ta tante la comtesse. Ainsi nous agirons de trois côtés, et notre affaire est dans le sac. Nous paierons les intérêts, j'en suis sûr... (Il met un bonbon dans sa bouche.) Je le jure sur mon honneur ! Je le jure sur tout ce que tu veux, la propriété ne sera pas vendue ! (Agité.) Je le jure sur mon bonheur ! Voici ma main, traite-moi d'homme pourri, d'homme malhonnête si je permets la vente aux enchères ! Je le jure sur mon être tout entier ! 


ANia, de nouveau calme, heureuse. 

Tu es si bon, mon oncle, et si intelligent ! (Elle l'entoure de ses bras.) Maintenant je suis tranquille. Je suis tranquille ! Je suis heureuse. 


Entre Firs. 


FIRS, sur un ton de reproche. 

Léonid Andréevitch, n'avez-vous aucune crainte de Dieu ! Quand est-ce que vous irez vous coucher ? 


GAEV 

J'y vais tout de suite. Va-t'en, Firs, je me déshabillerai bien tout seul. Eh bien, les enfants, au dodo. Demain les détails, maintenant au lit. (Il embrasse Ania et Varia.) Je suis un homme des années quatre-vingt... On ne dit pas beaucoup de bien de cette époque, mais laissez-moi vous dire que dans ma vie j'ai eu beaucoup d'ennuis à cause de mes convictions. Pas étonnant que les moujiks m'aiment. Les moujiks, il faut les connaître ! Il faut comprendre comment...


ANIA

Encore, mon oncle ! 


VARIA

Ne parlez pas, petit oncle. 


FIRS, fâché. 

Léonid Andréevitch ! 


GAEV

Je viens, je viens... Allez vous coucher. Bille en tête, avec effet à droite. 


Il sort et Firs trottine derrière lui. 


ANIA

Je suis calme maintenant. Ça ne me dit rien d'aller à Yaroslav, et je n'aime pas ma grand-tante, mais tout de même je suis calme. Grâce à l'oncle. 


Elle s'assied. 


VARIA

C'est l'heure d'aller dormir. Moi, j'y vais. Nous avons eu des ennuis pendant ton absence. Tu sais que dans l'ancien office n'habitent que les très vieux domestiques, Efimouchka, Polia, Evstigneï et aussi Karp. L'idée leur a pris de laisser des vagabonds coucher avec eux. Je n'ai rien dit. Puis j'ai appris qu'ils racontaient que j'avais donné l'ordre de ne les nourrir que de lentilles. PAr avarice, tu comprends... C'est Evstigneï qui a raconté ça. Moi je me dis : très bien, si c'est comme ça, attendez un peu. J'envoie chercher Evstigneï... (Elle bâille.) Il arrive, je lui dis : mais comment peux-tu, Evstigneï ?... Espèce d'imbécile... (Elle regarde Ania.) Anitchka !... (Un temps.) Elle dort... (Elle prend le bras d'Ania.) Viens dans ton lit, viens !... (Elle la conduit.) Ma chérie s'est endormie ! Viens !...


Elles sortent. On entend au loin un berger qui joue de la flûte. Trofimov traverse la pièce, voit Ania et Varia, s'arrête. 


VARIA

Chut... Elle dort... Elle dort... Viens mon Anitchka...


ANIA, bas, comme en rêve. 

Je suis si fatiguée... Toutes les clochettes des chevaux... Mon oncle... chéri... Maman et l'oncle...


VARIA

Viens, ma chérie, viens...


Ils entrent dans la chambre d'Ania. 


TROFIMOV, ému

Mon soleil ! Mon printemps ! 



Acte II


Une prairie. Une vieille chapelle délabrée, abandonnée depuis longtemps. Un puits, de grosses pierres - probablement de vieilles pierres tombales - un vieux banc. On peut voir la route qui conduit à la propriété de Gaev. D'un côté, de sombres peupliers : c'est là que commence la cerisaie. Au loin des poteaux télégraphiques et, à l'horizon, la vague silhouette d'une ville, qu'on ne peut apercevoir que par temps très clair. Le soleil va se coucher. Charlotte, Yacha et Douniacha sont assis sur le banc. Epikhodov, debout, joue de la guitare. Ils sont tous profondément pensifs. Charlotte, coiffée d'une vieille casquette, a enlevé un fusil de son épaule et elle arrange une boucle de la courroie. 


CHARLOTTE, pensive. 

Je n'ai pas de vrai passeport, je ne connais pas mon âge, et je me sens très jeune. Quand j'étais petite, papa et maman allaient dans toutes les foires et donnaient des spectacles, très bons. Moi je faisais le salto mortale et d'autres tours. Quand papa et maman sont morts, une dame allemande m'a prise chez elle et m'a éduquée. Bien. J'ai grandi, je suis devenue gouvernante. Mais d'où je viens et qui je suis, je ne sais pas... Qui étaient mes parents ? Peut-être ils n'étaient même pas mariés... Je ne sais pas. (Elle prend un cornichon dans sa poche et mord dedans.) Je ne sais rien du tout. (Un temps.) Je voudrais tellement parler à quelqu'un, mais il n'y a personne... Je n'ai personne...


Epikhodov chante en s'accompagnant à la guitare. 


EPIKHODOV

"Que m'importe le bruit du monde

Les amis et les ennemis..."

C'est réellement agréable de jouer de la mandoline. 


DOUNIACHA

C'est une guitare, ce n'est pas une mandoline. 


Elle se regarde dans un petit miroir et se poudre le visage. 


EPIKHODOV

Pour l'insensé qui est pris d'amour, c'est une mandoline. (Il chante sans élever la voix.)

"Si seulement mon cœur se réchauffait

Au feu d'un amour partagé..." 


Yacha chantonne lui aussi. 


CHARLOTTE

Que ces gens-là chantent mal... Fouï ! Comme des chacals. 


DOUNIACHA, à Yacha. 

Quel bonheur, tout de même, d'avoir été à l'étranger. 


YACHA

Oui, bien sûr. Je ne peux pas dire le contraire. 


Il bâille, puis allume un cigare. 


EPIKHODOV 

Parfaitement compréhensible. A l'étranger, depuis longtemps, tout est en pleine complexion. 


YACHA

Sans l'ombre d'un doute. 


EPIKHODOV

Je suis un homme éduqué, je lis divers ouvrages remarquables, mais à vous parler franchement je ne peux pas saisir ma direction, ce que je veux exactement, vivre ou bien me tirer une balle dans la tête. Tout de même, je transporte toujours un revolver. Le voici...


Il montre le revolver. 


CHARLOTTE

J'ai fini, je m'en vais. (Elle met son fusil à l'épaule.) Epikhodov, tu es un vrai cerveau et tu fais très peur. Les femmes doivent être folles de toi. Brrr... (Elle se met en marche.) Ces gens intelligents sont tous tellement stupides, personne à qui parler... Seule, toujours seule, je n'ai personne... Et qui je suis, et pourquoi je suis, personne n'en sait rien...


Elle sort lentement. 


EPIKHODOV

A strictement parler, et sans toucher à d'autres sujets, je dois exprimer, à mon propos personnel, et parmi d'autres choses, que le destin me traite sans pitié, comme une tempête traite un petit bateau. Même en supposant que je me trompe, alors pourquoi ce matin, en me réveilllant, ai-je aperçu sur ma poitrine une araignée d'une dimension terrifiante... grande comme ça ? (Il montre avec ses deux mains.) Ou alors, on prend un verre de kvass, je regarde et je vois dans le mien quelque chose de hautement indécent, par exemple un cafard. (Un temps.) Avez-vous lu Buckle ? (Un temps.) Je voudrais vous déranger, Douniacha, vous dire deux mots. 


DOUNIACHA

Allez, parlez. 


EPIKHODOV

Il serait désirable, pour ma part, de vous parler dans l'intimité... (Il soupire.)


DOUNIACHA, embarrassée. 

Très bien... Mais apportez-moi d'abord ma petite cape... Elle est à côté de l'armoire... C'est un peu humide ici...


EPIKHODOV

Bon... Je vous l'apporte... Maintenant je sais ce que je dois faire avec mon revolver. 


Il prend sa guitare et sort en caressant les cordes. 


YACHA

Vingt-deux malheurs ! Juste entre vous et moi : il est idiot. (Il bâille.) 


DOUNIACHA

Que Dieu fasse qu'il ne se tue pas. (Un temps.) Je suis devenue si anxieuse, je m'inquiète tout le temps. Je n'étais qu'une petite fille quand les maîtres m'ont prise chez eux, je n'ai plus l'habitude de la vie ordinaire, et regardez, mes mains sont blanches, blanches comme celles d'une jeune dame. Je suis devenue tendre, et si délicate, raffinée, j'ai peur de tout... C'est effrayant ! Et si vous me trompiez, Yacha, je ne sais pas si mes nerfs le supporteraient. 


YACHA, l'embrassant. 

Mon petit cornichon ! Les filles doivent bien se tenir, c'est sûr. Ce que je déteste le plus, chez une fille, c'est quand elle se conduit mal. 


DOUNIACHA

Je vous aime à la folie, vous êtes si instruit, on peut parler de tout avec vous. (Un temps.)


YACHA, bâillant. 

Oui... Moi, voici ce que je pense : si une fille aime quelqu'un, ça veut dire qu'elle est immorale. (Un temps.) Quel plaisir de fumer un cigare dans l'air frais... (Il écoute.) Quelqu'un arrive... Ce sont les maîtres. (Douniacha se jette passionnément dans ses bras.) Rentrez à la maison, comme si vous veniez de vous baigner dans la rivière, prenez ce sentier, sinon, si vous le rencontriez, ils penseraient que j'avais rendez-vous avec vous. J'ai horreur de ça. 


DOUNIACHA, qui toussote. 

J'ai mal à la tête, c'est le cigare...


Elle sort. Yacha reste, assis près de la chapelle. Entrent Lioubov, Gaev et Lopakhine. 


LOPAKHINE

Il faut prendre une vraie décision, c'est urgent. La question est simple : acceptez-vous de lotir votre terrain, ou non ? Répondez par un seul mot ! Oui ou non. Un seul mot ! 


LIOUBOV

Qui fume des cigares aussi dégoûtants par ici ? 


Elle s'assied. 


GAEV

Depuis qu'ils ont construit un chemin de fer ici, c'est vraiment très pratique. (Il s'assied.) On est allé en ville, on y a déjeuné... La rouge au milieu !... Je crois que je devrais rentrer faire une petite partie. 


LIOUBOV 

Tu as tout le temps. 


LOPAKHINE

Juste un mot. (Suppliant.) Mais donnez-moi une réponse ! 


GAEV, bâillant. 

Pardon ? 


LIOUBOV, regardant son porte-monnaie. 

Hier il y avait beaucoup d'argent, et aujourd'hui si peu. Ma pauvre Varia, pour économiser, nourrit tout le monde avec de la soupe au lait, à la cuisine les vieux n'ont que des lentilles, et moi je gaspille, sans même y penser. (Elle laisse tomber son porte-monnaie, les pièces d'or roulent.) Allons, elles sont tmbées... (Elle est agacée.)


YACHA

Permettez-moi, je vais les ramasser. 


Il ramasse les pièces. 


LIOUBOV

Soyez gentil, Yacha. Pourquoi suis-je allée à ce déjeuner ?... Votre sale restaurant, avec cette musique, les nappes qui sentaient le savon... Pourquoi tant boire, Léonid ? Tant manger ? Tant parler ? Aujourd'hui au restaurant, tu as encore trop parlé, à tort et à travers. Les années soixante-dix, les décadents. Et à qui ? Parler de décadence à des garçons de restaurant ! 


LOPAKHINE

Oui. 


GAEV, avec un geste de la main. 

Je suis incorrigible, c'est évident... (A Yacha, irrité.) Mais qu'est-ce que tu as, à toujours rôder dans nos jambes ?...


YACHA, riant. 

Je ne peux pas entendre votre voix sans rire. 


GAEV, à sa sœur. 

Ce sera lui ou moi...


LIOUBOV

Allez-vous-en, Yacha, allez...


Yacha donne à Lioubov son porte-monnaie. Il a du mal à réprimer son envie de rire. 


YACHA

Tout de suite. Je m'en vais. Tout de suite...


Il sort. 


LOPAKHINE

C'est ce richard de Dériganov qui a l'intention d'acheter votre propriété. On dit qu'il va venir à la vente en personne. 


LIOUBOV

Comment le savez-vous ? 


LOPAKHINE

On le raconte en ville. 


GAEV 

La tante de Yaroslav a promis d'en envoyer, mais combien et quand, on n'en sait rien...


LOPAKHINE

Elle enverra combien ? Cent mille ? Deux cent mille ? 


LIOUBOV

Oh... Dix ou quinze mille peut-être. Et il faudra dire grand merci. 


LOPAKHINE

Excusez-moi, mais des gens aussi frivoles, aussi peu pratiques et aussi étranges que vous, je n'en ai jamais rencontrés. On vous dit pourtant très clairement que votre propriété est en vente, et on a l'impression que vous ne comprenez pas. 


LIOUBOV

Mais que devons-nous faire ? Apprenez-nous ! 


LOPAKHINE

Je vous l'apprends chaque jour. Chaque jour je vous dis la même chose. Et la cerisaie, et le terrain, il faut les lotir, et très vite ! La vente aux enchères est là, tout de suite. Mais comprenez donc ! Dès que vous aurez pris cette décision, vous trouverez tout l'argent que vous voudrez, et vous serez sauvés ! 


LIOUBOV 

Des villas et des estivants, c'est tellement vulgaire, excusez-moi. 


GAEV

Je suis absolument de ton avis. 


LOPAKHINE

Je vais éclater en sanglots, ou crier, ou m'évanouir ! Je n'en peux plus ! Vous m'avez complètement vidé ! (A Gaev.) Vous n'êtes qu'une vieille mémé. 


GAEV 

Pardon ? 


LOPAKHINE

Une vieille mémé ! 


Il veut s'en aller. 


LIOUBOV, effrayée. 

Non, je vous en prie, ne partez pas mon petit, restez. Nous aurons peut-être une idée ? 


LOPAKHINE

Il n'y a aucune idée à avoir ! 


LIOUBOV

Ne partez pas, je vous le demande. Quand vous êtes là, de toute façon c'est plus gai... (Un temps.) Je m'attends toujours à quelque chose, comme si la maison allait s'effondrer sur nous. 


GAEV, profondément songeur. 

Deux bandes dans le coin... Rappel au milieu...


LIOUBOV

Nous avons commis trop de péchés...


LOPAKHINE

Quels péchés auriez-vous pu commettre ? 


GAEV, mettant un bonbon dans sa bouche. 

On dit que j'ai mangé toute ma fortune en bonbons...


LIOUBOV

O mes péchés... J'ai toujours répandu l'argent sans retenue, comme une folle et j'ai épousé un homme qui ne savait faire que des dettes. Il est mort au champagne - il buvait horriblement - alors, pour mon malheur, je deviens amoureuse d'un autre, nous nous mettons ensemble - et alors, là je reçois mon premier châtiment, comme un coup sur la tête - ici, dans cette rivière... mon petit garçon s'est noyé, et je suis partie à l'étranger, partie pour de bon, pour ne plus jamais revenir, jamais revoir cette rivière... J'ai fermé les yeux, j'ai couru, hors de moi, mais lui, il m'a poursuivie... impitoyable, brutal... J'achetai une maison près de Menton, car lui, il y était tombé malade, et pendant trois ans je n'ai pas connu le repos, ni le jour, ni la nuit. Mon malade m'a martyrisée, mon âme s'est desséchée. Et l'année dernière, quand on vendit la maison pour dettes, j'allai à Paris, et là il me vola, il me rejeta et il se mit avec une autre... J'ai essayé de m'empoisonner... C'était si stupide, si honteux... Et tout à coup un désir si fort de revenir en Russie, à ma terre natale, à ma petite fille... (Elle sèche ses yeux.) Mon Dieu, mon Dieu, prenez pitié ! Pardonnez mes péchés ! Ne me châtiez plus ! (Elle prend un télégramme dans sa poche.) J'ai reçu ça aujourd'hui de Paris... Il me demande pardon, il me supplie de revenir... (Elle déchire le télégramme.) On dirait de la musique...


Elle tend l'oreille. 


GAEV

C'est notre fameux orchestre juif. Souviens-toi : quatre violons, une flûte et une contrebasse. 


LIOUBOV

Il existe toujours ? On pourrait leur demander de venir un soir faire une fête. 


LOPAKHINE, prêtant l'oreille. 

Je n'entends rien. 


(Il fredonne :)

" Pour de l'argent, 

Un Allemand

D'un Russe ferait 

Un bon Français." 


(Il rit.) J'ai vu une pièce, hier soir, au théâtre. Très drôle. 


LIOUBOV

Ce n'était sans doute pas drôle du tout. Au lieu d'aller voir des pièces, vous devriez vous regarder plus souvent vous-même. Votre vie, à tous, est tellement grise, et vous dites tant de mots superflus. 


LOPAKHINE

C'est vrai. Il faut admettre que nos vies sont stupides... (Un temps.) Mon père était un moujik, un idiot, qui ne comprenait rien à rien, qui ne m'a rien appris. Chaque fois qu'il était saoul il me battait, et toujours avec un bâton. Au fond, je suis comme lui, une tête bornée, un idiot. Je n'ai rien étudié, mon écriture est atroce, ça me fait honte, on dirait un cochon qui écrit. 


LIOUBOV

Vous devriez vous marier, mon ami. 


LOPAKHINE

Oui... C'est vrai. 


LIOUBOV

Avec notre Varia. C'est une brave fille. 


LOPAKHINE

Oui. 


LIOUBOV

Elle est d'une famille simple, elle travaille du matin au soir, et par-dessus tout elle vous aime. Et vous l'aimez bien. Depuis longtemps. 


LOPAKHINE

Oui, je ne dis pas non... C'est une brave fille. (Un temps.)


GAEV

On m'a offert un travail dans une banque. Six mille par an... Tu étais au courant ? 


LIOUBOV

Mais non, pas toi. Reste donc à ta place...


Apparaît Firs, qui porte un manteau. 


FIRS, à Gaev

S'il vous plaît, monsieur, mettez ça. Il fait humide. 


GAEV, mettant le manteau

Tu m'embêtes, mon vieux. 


FIRS

Allons, allons. Déjà ce matin vous êtes parti sans un mot (Il l'examine.)


LIOUBOV

Que tu as vieilli, Firs. 


FIRS

Vous désirez ? 


LOPAKHINE

Elle dit que tu as beaucoup vieilli. 


FIRS

C'est que je vis depuis longtemps. On essayait de me marier, que votre père n'était pas encore né... (Il rit.) Et quand les serfs ont été affranchis, j'étais déjà premier valet de chambre. J'ai refusé la liberté et je suis resté avec mes maîtres. (Un temps.) Je me rappelle, ils étaient tous heureux. Heureux de quoi ? Ils n'en savaient rien. 


LOPAKHINE

C'était la belle vie, en ce temps-là. Au moins, on fouettait. 


FIRS, qui n'entend pas. 

Cela va de soi. Les moujiks étaient avec les maîtres, et les maîtres avec les moujiks. Maintenant, tout s'en va en morceaux, on n'y comprend plus rien. 


GAEV

Tais-toi, Firs. Demain je dois aller en ville. On m'a promis de me faire rencontrer un certain général qui nous avancerait de l'argent contre une traite. 


LOPAKHINE

Ça ne mènera à rien. Vous ne pourrez pas payer les intérêts, ça j'en suis sûr. 


LIOUBOV

Il délire. Il n'y aucun général. 


Apparaissent Trofimov, Ania et Varia. 


GAEV

Voici notre petit monde. 


ANIA

Maman est là. 


LIOUBOV, avec tendresse. 

Viens, viens... Mes chéries... (Elle entoure Ania et Varia de ses bras.) Si vous saviez comme je vous aime, toutes les deux. Asseyez-vous auprès de moi, oui, comme ça. 


Tout le monde s'assied. 


LOPAKHINE

Notre éternel étudiant est toujours avec les demoiselles. 


TROFIMOV 

Ça ne vous regarde pas. 


LOPAKHINE

Il frise la cinquantaine, et il est toujours étudiant. 


TROFIMOV

Arrêtez vos blagues idiotes. 


LOPAKHINE

Pourquoi te fâcher, petit phénomène ? 


TROFIMOV

Oh, fichez-moi la paix. 


LOPAKHINE, en riant. 

Permettez-moi de vous demander : que pensez-vous de moi ? 


TROFIMOV

Ce que je pense de vous ? Eh bien je vais vous dire : vous êtes un homme riche, bientôt vous serez millionnaire. Si, pour le mouvement de la matière, une bête de proie qui dévore tout sur son passage est nécessaire, alors vous êtes nécessaire. 


Tout le monde rit. 


VARIA

Pétia, parlez-nous plutôt des planètes. 


LIOUBOV

Non, reprenons la conversation d'hier. 


TROFIMOV

De quoi parlions-nous ? 


GAEV

De la fierté de l'homme. 


TROFIMOV

Hier nous avons parlé longtemps, mais sans conclusion. Dans un homme fier, à vous entendre, il y a quelque chose de mystique. De votre point de vue, vous avez peut-être raison, mais si on réfléchit simplement, sans subtilités, qu'est-ce que c'est que cette fierté, qu'est-ce que ça veut dire ? Un homme, physiologiquement, n'est pas très bien équipé, et dans l'immense majorité des cas il est brutal, sans intelligence et profondément malheureux. Nous devons cesser de nous admirer. Et travailler, un point c'est tout. 


GAEV

Nous mourrons, de toute manière. 


TROFIMOV

Qui sait ? Et qu'est-ce ça veut dire mourir ? Peut-être l'être humain possède une centaine de sens, et en mourant il n'en perd que cinq, les cinq que nous connaissons, et les quatre-vingt-quinze autres restent vivants. 


LIOUBOV

Que vous êtes intelligent, Pétia ! 


LOPAKHINE, ironique. 

C'est fou. 


TROFIMOV

L'humanité marche en avant, elle perfectionne ses forces. Tout ce qui, pour elle, est aujourd'hui inaccessible, un jour sera tout proche et clair. Seulement voilà, il faut travailler. Il faut aider de toutes nos forces ceux qui cherchent la vérité. Chez nous, en Russie, à l'heure actuelle il n'y a pas beaucoup de gens qui travaillent. La plus grande partie de l'intelligentsia, que je connais, ne cherche rien, ne fait rien. Elle est inapte à tout travail. Ils se proclament l'intelligentsia, mais leurs domestiques, ils les tutoient, les paysans, ils les traitent comme des bêtes; ils étudient mal, ils ne lisent rien de sérieux, ils ne font absolument rien; la science, ils ne font qu'en parler; l'art, ils n'y comprennent pas grand-chose. Ils sont tous très graves, avec un visage sévère, ils ne parlent que de questions primordiales, ils philosophent, et pendant ce temps, sous leurs yeux, les ouvriers mangent tous une nourriture infecte, ils dorment sans oreiller, à trente ou quarante dans une pièce, avec des punaises partout; ça pue, c'est humide. Quelles mœurs primitives... Bien évidemment, toutes ces bonnes paroles ne servent qu'à nous aveugler, nous et les autres. Montrez-moi où sont ces crèches dont on parle tant, où sont les bibliothèques ! On en parle dans les romans, mais en réalité elles n'existent pas. Nous n'avons que notre crasse, notre vulgarité, notre asiatisme. J'ai peur de ces physionomies graves, j'ai peur de ces conversations sérieuses. Nous ferions mieux de nous taire. 


LOPAKHINE

Vous savez, je me lève vers cinq heures du matin, je travaille du matin au soir, toujours à manier de l'argent, le mien et celui des autres, et je vois comment sont les gens qui m'entourent. Il suffit d'entreprendre quelque chose pour voir combien sont rares les gens corrects et honnêtes. Quelquefois, quand je ne peux pas dormir, je me dis : "Dieu, tu nous as donné d'immenses forêts, des champs illimités, les horizons les plus profonds... Nous qui vivons ici, nous devrions être des géants !..."


LIOUBOV

Des géants ? Pour quoi faire ? Ils ne sont bien que dans les contes de fées. Autrement, ils font peur. 


Epikhodov passe dans le fond avec sa guitare. 


LIOUBOV, rêveuse. 

Epikhodov qui passe...


ANIA, rêveuse. 

Epikhodov qui passe...


GAEV

Mesdames et messieurs, le soleil s'est couché


TROFIMOV

Oui. 


GAEV, à demi-voix, comme s'il récitait. 

O nature merveilleuse, tu brilles d'une lumière éternelle, belle et indifférente, toi que nous appelons notre mère, tu réunis en toi l'existence et la mort, tu donnes la vie et tu la détruis...


VARIA, suppliante. 

Cher oncle ! 


ANIA

Encore, mon oncle ! 


TROFIMOV

Vous feriez mieux de jouer la rouge d'abord, bille en tête. 


GAEV

Je ne dis plus rien, je ne dis plus rien. 


Ils restent tous assis, pensifs et silencieux. On n'entend que les marmonnements de Firs. Soudain un bruit au loin, comme venant du ciel, le bruit d'une corde qui se rompt. Le bruit s'efface peu à peu, tristement. 


LIOUBOV

Qu'est-ce que c'est ? 


LOPAKHINE

Je ne sais pas. Peut-être dans la mine, une benne qui s'est détachée. Mais très loin d'ici. 


GAEV

Ou peut-être un oiseau... Un genre de héron. 


TROFIMOV

Ou un hibou...


LIOUBOV, qui frissonne. 

C'est désagréable. Je ne sais pas pourquoi. (Un temps.)


FIRS, après une pause. 

Avant la calamité, c'était la même chose. Le hibou hululait, et le samovar bourdonnait, ça n'arrêtait pas. 


GAEV

Avant quelle calamité ? 


FIRS

La liberté ! (Un temps.)


LIOUBOV

Vous savez, mes amis, qu'il faut rentrer ? C'est déjà le soir. (A Ania.) Tu as des larmes dans les yeux... Qu'est-ce que tu as, ma petite fille ? 


Elle la prend dans ses bras.


ANIA

Ce n'est rien, maman, rien du tout. 


TROFIMOV

Quelqu'un arrive. 


Apparaît un passant qui porte une casquette blanche, usée, et un pardessus. Il est légèrement ivre. 


PASSANT

Excusez-moi, puis-je passer par là pour aller directement à la gare ? 


GAEV

Vous pouvez. Prenez ce chemin. 


PASSANT

Je vous remercie. (Il s'éclaircit la voix.) Le temps est magnifique. (Il récite.) "Mon frère, ô mon frère qui souffre... descends vers la Volga, dont les gémissements..." (A Varia.) Mademoiselle, veuillez " (A Varia.) Mademoiselle, veuillez accorder à un Russe affamé, disons, trente kopecks...


Varia, effrayée, pousse un petit cri. 


LOPAKHINE, fâché. 

Ça suffit comme ça, l'insolence. 


LIOUBOV, prise au dépourvu. 

Tenez... Prenez ça... (Elle cherche dans son porte-monnaie.) Je n'ai pas de monnaie... Ça ne fait rien, prenez une pièce d'or...


LE PASSANT, qui toussote. 

Je vous remercie très profondément. 


Il s'en va. Quelques rires. 


VARIA, effrayée. 

Je m'en vais... Je m'en vais... Oh, chère petite maman, les gens n'ont rien à manger à la maison, et vous lui donnez une pièce d'or. 


LIOUBOV

Qu'est-ce qu'on peut faire de moi ? Je suis tellement sotte. En rentrant, je te donnerai tout ce que j'ai. Lopakhine, vous m'en prêtez encore !...


LOPAKHINE

Je vous obéis. 


LIOUBOV

Partons tout le monde, c'est l'heure. Ah, Varia, nous t'avons presque mariée. Félicitations. 


VARIA, à travers ses larmes. 

Ce n'est pas un sujet de plaisanterie, maman. 


LOPAKHINE

"Va t'enfermer dans un couvent, Ophrélie..."


GAEV

J'ai les mains qui tremblent. Il y a longtemps que je n'ai pas joué au billard. 


LOPAKHINE

"Ophrélie, ô nymphe, souviens-toi de moi dans tes prières." 


LIOUBOV

Venez tout le monde. C'est presque l'heure de souper. 


VARIA

Il m'a fait peur. Mon cœur bat très fort. 


LOPAKHINE

Je dois vous rappeler, mesdames et messieurs, que le vingt-deux août votre cerisaie sera vendue aux enchères. Pensez-y !... Pensez-y bien !...


Ils s'en vous tous, sauf Ania et Piotr Trofimov. 


ANIA, riant. 

Grâce à cet homme, qui a fait peur à Varia, nous sommes seuls. 


TROFIMOV

Varia redoute que nous tombions amoureux l'un de l'autre. Du matin au soir, elle ne nous laisse jamais seuls. Son esprit étroit ne peut pas comprendre que nous sommes au-dessus de l'amour. Eviter tout ce qui est mesquin et illusoire, tout ce qui nous empêche d'être libres et heureux, voilà le but, voilà l'objet de notre vie. En avant ! Nous avançons irrésistiblement vers cette étoile lumineuse qui brille là-bas, dans le lointain. En avant, mes amis ! Que personne ne reste en arrière ! 


ANIA, joignant les mains. 

Que vous parlez bien ! (Un temps.) Il fait délicieusement bon, ici, aujourd'hui ! 


TROFIMOV

Oui, ce temps est une merveille. 


ANIA

Qu'est-ce que vous m'avez fait Pétia ? Pourquoi je n'aime plus la cerisaie comme avant ? Je l'aimais si tendrement, il me semblait qu'il n'y avait rien sur la terre de plus beau que notre jardin. 


TROFIMOV

La Russie tout entière est notre jardin. La terre est grande et belle, elle est pleine d'endroits merveilleux. (Un temps.) Pensez-y, Ania : votre grand-père, votre arrière-grand-père et tous vos ancêtres étaient des propriétaires de serfs, ils possédaient des âmes vivantes, et ne voyez-vous pas que dans chaque cerise du jardin, dans chaque feuille, dans chaque tronc d'arbre, il y a des êtres humains qui vous regardent ? Vous n'entendez pas leurs voix ?... Posséder des âmes vivantes - cela vous a tous transformés, ceux qui vivaient autrefois et ceux qui vivent aujourd'hui, si bien que votre mère, vous, votre oncle, vous ne vous rendez même pas compte que vous vivez aux dépens des autres, aux dépens de gens à qui vous ne permettez pas de dépasser votre vestibule... Nous sommes d'au moins deux cents ans en retard, nous n'avons rien acquis, nous n'avons aucune attitude positive à l'égard de notre passé, nous ne faisons que philosopher, nous plaindre de notre mélancolie ou boire de la vodka. Et il est si clair que pour commencer à vivre dans le présent, il faut expier notre passé, le liquider, et on ne peut l'expier que par la souffrance et par un travail extraordinaire, sans fin. Comprenez-le, Ania. 


ANIA 

La maison où nous habitons depuis longtemps n'est plus notre maison. Je la quitterai, vous avez ma parole. 


TROFIMOV

Si vous avez les clés de la maison, jetez-les dans le puits et partez. Devenez libre comme le vent. 


ANIA, ravie. 

Comme c'est bien exprimé ! 


TROFIMOV

Croyez-moi, Ania, croyez-moi ! Je n'ai pas encore trente ans, je suis jeune, je suis encore étudiant, mais j'ai déjà tellement souffert ! Quand vient l'hiver, je suis affamé, malade, anxieux, pauvre comme un mendiant - et le destin m'a ballotté ici et là ! Où n'ai-je pas été ? Mais malgré ça, toute mon âme, jour et nuit, à chaque minute, était pleine de pressentiments inexplicables. Je sens venir le bonheur, Ania, je le vois déjà...


ANIA, rêveuse. 

La lune se lève. 


On entend la guitare d'Epikhodov, la même chanson triste. La lune se lève. Quelque part, Varia cherche Ania et l'appelle : "Ania, où es-tu ?"


TROFIMOV

Oui. La lune se lève. (Un temps.) Et voici venir le bonheur, oui, il vient, de plus en plus près, j'entends ses pas. Et si nous ne voyons pas, si nous ne le reconnaissons pas, aucune importance. D'autres le verront ! 


Varia appelle encore : "Ania, où es-tu ?"


Encore cette Varia ! (Avec humeur.) C'est assommant ! 


ANIA 

Descendons à la rivière. On est si bien, là-bas. 


TROFIMOV

Allons-y. 


Ils s'en vont. La voix de Varia crie encore : "Ania ! Ania !"
























Acte III


Un salon séparé par une arcade de la salle de bal. Lustre allumé. On entend la pièce de l'orchestre juif, dont nous avons parlé au deuxième acte. Soirée. Ils dansent des danses carrées dans la salle de bal. La voix de Pichtchik annonce : « Promenade à une paire ! » Le premier couple entre dans le salon - Pichtchik et Charlotte, suivis de Lioubov et Trofimov, Varia et le chef de gare, Anya avec le facteur, etc. Varia pleure doucement et essuie ses larmes en dansant. Douniacha forme le dernier couple avec un partenaire. Ils traversent tous le salon.

Pichtchik crie : "Grande ronde ! Balancez !" et : « Chevaliers à genoux, merci à vos dames !

Les sapins en costume apportent de l'eau de Seltz sur un plateau.

Pichtchik et Trofimov entrent dans le salon.


PICHTCHIK

J'ai trop de tension, j'ai déjà eu deux crises, et c'est très difficile pour moi de danser, mais comme on dit, si tu cours avec la meute, même si tu ne peux pas aboyer, remue la queue. En fait, je suis aussi fort qu'un cheval. Mon défunt père, un vrai farceur, que Dieu lui accorde la paix, disait de nos ancêtres que l'ancienne famille de Siméonov-Pichtchik descendait du cheval que Caligula avait fait sénateur... (S'assied.) Un seul problème : le manque d’argent ! Un chien qui a le ventre vide ne croit qu'à la viande... (Il s'endort, se met à ronfler, se réveille aussitôt.) Et moi aussi... Je ne pense qu'à l'argent...


TROFIMOV

C'est vrai, il y a quelque chose de cheval dans ton apparence.


PICHTCHIK

Eh bien... Un cheval est un bon animal... Un cheval peut être vendu...


On entend le bruit d'une partie de billard venant de l'autre pièce. Varia apparaît sous l'arcade.


TROFIMOV, la taquinant.

Mme Lopakhine ! Mme Lopakhine !..


VARIA, de mauvaise humeur.

Monsieur mangé par les mites !


TROFIMOV

Oui, je suis un gentleman mangé par les mites et j'en suis fier !


VARIA, amère, inquiète.

Eh bien, nous avons embauché des musiciens, comment allons-nous les payer ?


Elle sort.


TROFIMOV, à Pichtchik.

L’énergie que vous avez dépensée toute votre vie à chercher de l’argent pour payer les intérêts, si vous l’utilisiez à un meilleur but, vous pourriez finir par changer le monde.


PICHTCHIK

Nietzsche... philosophe... le plus grand, le plus célèbre... homme au cerveau colossal, écrit que nous avons le droit de fabriquer de la fausse monnaie.


TROFIMOV

Avez-vous lu Nietzsche ?


PICHTCHIK

Eh bien... Dachenka m'en a parlé. Et ici, si je pouvais, je fabriquerais de faux billets... Après-demain, je dois payer trois cent dix roubles... J'en ai déjà trouvé cent trente... (Il fouille dans ses poches, semble soyez inquiet.) L’argent a disparu ! J'ai perdu mon argent ! (En larmes.) Où est l'argent ? (Heureux.) Oh, le voilà, dans la doublure... Je transpire...


Lioubov et Charlotte entrent. Lioubov fredonne une lezguinka, un air de danse caucasienne.


LIOUBOV

Pourquoi Léonid n'est-il pas encore revenu ? Que fait-il en ville ? (A Douniacha.) Douniacha, offre du thé aux musiciens.


TROFIMOV

Il est probable que la vente n’ait pas abouti.


LIOUBOV

Ce n’est pas le meilleur moment pour embaucher des musiciens, ni pour organiser des bals. Eh bien, très mauvais...


Elle s'assied et fredonne pour elle-même. Charlotte tend à Pichtchik un jeu de cartes.


CHARLOTTE

Tiens, voilà le jeu, invente une carte, celle que tu veux.


PICHTCHIK 

Prêt.


CHARLOTTE

Maintenant, remuez. Bien. Et maintenant, cher M. Pichchik, donnez-les-moi. Ein, zwei2, drei ! Maintenant cherchez-le, il est dans votre poche...


Pichtchik sort une carte de sa poche.


PICHTCHIK, surpris.

Huit de pique, tout à fait vrai ! Voyez-vous ça !


Charlotte, tenant le jeu à la main, demande à Trofimov :


CHARLOTTE

Répondez rapidement, quelle est la carte du dessus ?


TROFIMOV

Eh bien... la dame de pique.


CHARLOTTE

Exact. (A Pichtchik.) Et vous ? La carte du dessus ?


PICHTCHIK

As de cœur.


CHARLOTTE

Précis. (Il frappe dans ses mains, le jeu de cartes disparaît.) Oh, quel temps délicieux aujourd'hui ! (Une voix féminine mystérieuse, venant comme sous le plancher, répond : « Ah oui, madame, il fait magnifique. ») Vous êtes pour moi un idéal absolu.


(La voix répond : « Moi aussi, madame, je vous aime beaucoup. »)


DIRECTEUR DE STATION (applaudissant).

Bravo, Madame la Ventriloque !


PICHTCHIK, surpris.

Voyez-vous ça ! Charmante Charlotte Ivanovna... Je suis juste amoureuse de toi...


CHARLOTTE

Amoureux... (Elle hausse les épaules.) Êtes-vous capable d'aimer ? "Guter Mensch, aber schlechter Musikant."


Trofimov frappe Pichtchik sur l'épaule.


TROFIMOV

Tu n'es qu'un cheval...


CHARLOTTE

Attention, encore un tour ! (Elle prend une couverture sur la chaise.) Voici une superbe couverture que j'aimerais acheter... (secoue la couverture.) Quelqu'un veut l'acheter ?


PICHTCHIK, surpris.

Voyez-vous ça !


CHARLOTTE

Ein, zwei, drei !


Elle soulève rapidement la couverture et Ania apparaît. Elle fait la révérence, court vers sa mère, l'embrasse et, dans l'enthousiasme de tous, retourne en courant vers la salle de bal.


LIOUBOV, applaudissant.

Bon travail ! Bon travail !...


CHARLOTTE

Encore une fois... Ein, zwei, drei !


Elle soulève à nouveau la couverture, et cette fois Varia apparaît et lui dit bonjour.


PICHTCHIK, abasourdi.

Voyez-vous ça !


CHARLOTTE

C'est la fin !


Elle jette la couverture sur Pichtchik, fait la révérence et court également vers la salle de bal.


PICHTCHIK, courant après elle.

Ah, mauvaise fille !.. C'est bien elle ! C'est elle !


LIOUBOV

Et Léonid, qui n’est toujours pas revenu ! Que fait-il en ville si tard ! Je ne comprends pas. De toute façon, tout y est réglé. La propriété est à vendre ou non à vendre. Pourquoi nous laisser si longtemps sans nouvelles !


VARIA, voulant la consoler.

Mon oncle l’aura rachetée, j'en suis sûr.


TROFIMOV, ironique.

Mais oui.


VARIA

Sa tante lui enverra une procuration pour acheter un bien immobilier à son nom avec transfert de l'hypothèque. Elle l'a fait pour Anya. Je suis sûr que Dieu nous aidera. Mon oncle va acheter une propriété.


LIOUBOV

La tante de Iaroslavl a envoyé quinze mille roubles pour acheter un bien immobilier à son nom - elle ne nous fait pas confiance - mais cet argent n'est même pas suffisant pour payer les intérêts. (Il se couvre le visage.) Mon sort est décidé aujourd'hui. Mon destin...


TROFIMOV, taquinant Varia.

Mme Lopakhine !


LIOUBOV

Pourquoi es-tu en colère, Varia ? Il vous taquine, vous et Lopakhine, quelle est la prochaine étape ? Si tu veux, épouse Lopakhine, très bien. C'est une personne bonne et intéressante. Sinon, ne l'épouse pas. Chérie, personne ne te force.


VARIA

J'y pense très sérieusement, maman. Vous parlez franchement, c’est une bonne personne et je l’aime bien.


LIOUBOV

Alors tu l'épouseras. Alors qu'est-ce que tu attends ? Je ne comprends pas !


VARIA

Mais maman, je ne peux quand même pas le demander en mariage. Cela fait maintenant deux ans que tout le monde me parle de lui, mais il ne dit pas un mot, ou alors il blague. Et je ne comprends pas. Il n’arrête pas de s'enrichir, il est tellement occupé qu'il n'a pas de temps pour moi. Si j'avais de l'argent, même un peu, même cent roubles, j'abandonnerais tout, j'irais très loin. J'irais dans un monastère.


TROFIMOV

Bonheur !


VARIA, à Trofimov.

L'étudiant doit être intelligent ! (D'une voix douce, avec des larmes.) Vous êtes devenu si laid, Petia, vous avez tellement vieilli ! (A Lioubov, sans pleurer.) La seule chose, maman, je ne peux pas vivre sans travail. Chaque minute, je dois faire quelque chose.


Yacha entre, luttant contre son envie de rire.


YACHA

Epikhodov a cassé sa queue de billard !..


Il ressort.


VARIA

Pourquoi Epikhodov est-il ici ? Qui lui a permis de jouer au billard ? Je ne comprends pas ces gens...


Elle sort.


LIOUBOV

Ne la taquinez pas, Petia. Vous voyez qu'elle est déjà malheureuse.


TROFIMOV

Elle est si zélée qu'elle ne devrait pas s'immiscer dans des affaires qui ne la concernent pas. Tout l'été, elle ne nous a pas laissé seuls avec Anya, craignant une romance entre nous. En quoi cela la concerne-t-elle ? D’ailleurs, je n’y ai jamais pensé. Je suis si loin d'une telle vulgarité. Nous sommes au-dessus de l'amour !


LIOUBOV

Et je dois être au-dessous de l'amour. (Très agitée.) Pourquoi Léonid n’est-il pas là ? Je voudrais savoir : le bien a-t-il été vendu, oui ou non ? Le malheur me semble tellement impensable, je ne peux même pas l'imaginer, je me sens perdu... Je pourrais crier... Je pourrais faire une bêtise. Sauve-moi, Petia, dis quelque chose, dis quelque chose.


TROFIMOV

Que la propriété soit vendue aujourd'hui ou non, quelle différence cela fait-il ? Tout cela est fini depuis longtemps, nous ne pouvons pas revenir en arrière, l’herbe a envahi le chemin. Calme-toi, ma chère amie. Ne vous faites aucune illusion. Pour une fois dans votre vie, faites face à la vérité.


LIOUBOV

Quelle est la vérité ? Vous voyez ce qui est vrai et ce qui ne l’est pas, il me semble que j’ai perdu la vue, je ne vois rien. Vous résolvez courageusement tous les problèmes importants, mais dites-moi, mon petit, est-ce parce que vous êtes jeune et qu'aucun de ces problèmes ne vous a jamais fait souffrir ? Vous regardez hardiment devant vous, mais est-ce parce que vous ne voyez pas, que vous n’attendez rien qui puisse vous effrayer, parce que la vie est encore cachée à vos jeunes yeux ? Vous êtes plus audacieux, plus honnête, plus profond que nous, mais réfléchissez, montrez ne serait-ce que ça de générosité (geste des doigts), ayez pitié de moi. Je suis née ici, ici ont vécu mon père et ma mère, mon grand-père, j'adore cette maison, sans la cerisaie je ne comprends pas ma vie... et s'il faut la vendre, alors qu’on me vende avec elle .. (Elle serre Petia dans ses bras et l'embrasse sur le front.) Après tout, mon fils s'est noyé ici... (Pleurant.) Prenez pitié de moi, vous êtes bon et charitable. 


TROFIMOV

Vous savez que je suis avec vous de toute mon âme. 


LIOUBOV

Il faut dire ça d'une autre façon, d'une autre façon... (Elle prend un mouchoir, un télégramme tombe par terre.) Mon âme est si lourde aujourd'hui, vous ne pouvez pas imaginer. Il y a tant de bruit ici, mon âme tremble à chaque son, je suis toute frissonnante, mais je ne peux pas me retirer, j'ai peur d'être seule dans le silence. Ne me condamnez pas, Petia... Je vous aime comme un des miens. Je vous donnerais Ania avec joie, je vous le jure, mais il faut d'abord étudier, mon petit, il faut terminer vos études. Vous ne faites rien, le destin vous jette de-ci de-là, c'est tellement étrange... n'est-ce pas ? Non ? Et vous devez faire quelque chose pour votre barbe, qu'elle finisse par pousser... (Elle rit.) Vous êtes drôle ! 


TROFIMOV, ramassant le télégramme. 

Je n'ai aucun désir d'être beau. 


LIOUBOV

Ce télégramme vient de Paris. J'en reçois chaque jour. Et hier, et aujourd'hui. Ce sauvage est de nouveau malade. Ça ne va toujours pas... Il me supplie de lui pardonner et de revenir, et à vrai dire, oui, je devrais faire un saut à Paris, être à ses côtés. Vous avez l'air si sévère, Pétia, mais que faire mon ami, qu'est-ce que je peux faire ? Il est malade, seul, malheureux, et qui là-bas s'occupera de lui, qui l'empêchera de faire des bêtsies, qui lui donnera ses médicaments quand il faut ? Ce n'est pas possible de le cacher, ou de le taire, je l'aime, c'est clair. Je l'aime, je l'aime... C'est une pierre autour de mon cou, elle m'entraîne, je me noie, mais j'aime cette pierre, je ne peux pas vivre sans elle. (Elle presse la main de Trofimov.) Ne pensez pas mal de moi, Pétia, ne dites rien, rien...


TROFIMOV, à travers ses larmes. 

Pour l'amour de Dieu, pardonnez ma franchise : mais il vous a volée ! 


LIOUBOV

Non, non, non, ne parlez pas comme ça...


Elle se bouche les oreilles. 


TROFIMOV

Mais c'est une canaille, vous êtes la seule à ne pas le savoir ! Une canaille médiocre, un minable...


LIOUBOV, en colère mais se contenant. 

Vous avez vingt-six ans, ou vingt-sept, mais vous êtes toujours un petit collégien. 


TROFIMOV

Soit. 


LIOUBOV

Il faut être un homme, à votre âge, il faut être capable de comprendre ceux qui aiment. Il faut aimer... Il faut tomber amoureux ! (Sévère.) Oui, oui ! Et vous n'avez aucune pureté, vous n'êtes qu'un petit cagot, un avorton ridicule, un monstre. 


TROFIMOV, horrifié. 

Mais qu'est-ce qu'elle dit ? 


LIOUBOV

"Je suis au-dessus de l'amour !" Vous n'êtes pas au-dessus de l'amour, vous n'êtes qu'un propre à rien, comme dirait Firs. Ne pas avoir de maîtresse, à votre âge ! 


TROFIMOV, horrifié. 

C'est affreux ! Mais qu'est-ce qu'elle dit ? (Il se dirige rapidement vers la salle de bal, en se tenant la tête.) C'est affreux... Je ne peux pas, je m'en vais... (Il sort et réapparaît immédiatement.) Tout est fini entre nous ! (Il va vers le vestibule.) 


LIOUBOV, criant après lui. 

Pétia, attendez ! Que vous êtes drôle ! C'était une blague ! Pétia ! 


On entend quelqu'un qui court rapidement dans les escaliers, puis qui tombe tout à coup, avec un grand bruit. Ania et Varia poussent un cri, mais aussitôt après on entend leurs rires. 


LIOUBOV

Que s'est-il passé ? 


Ania entre en courant. 


ANIA, riant. 

Pétia est tombé dans les escaliers ! 


Elle sort en courant. 


LIOUBOV

Quel bizarre individu, ce Pétia...


Le chef de gare se place au milieu de la pièce et commence à réciter La Pécheresse d'Alexis Tolstoï. Voici un extrait de ce poème : 


Partout le peuple est en délire, 

Partout la gaieté et le rire, 

On entend les luths résonner

Et les cymbales se heurter, 

Des fleurs tombent de toutes parts

Et des rideaux de lourd brocart

Garnissent richement la porte du palais

Où l'or et le cristal brillent de tous côtés. 

La foule se tord de rire et de joie

Marie-Madeleine au milieu s'assoit

La jeune et belle prostituée. 

Elle porte son verre à ses lèvres ardentes, 

Ses riches vêtements, sa parure indécente

Proclament sa vie de péché. 


On l'écoute à peine et, après quelques vers, la musique d'une valse interrompt la lecture. Tout le monde danse. Revenant du vestibule, entrent Pétia, Ania, Varia et Lioubov. 


LIOUBOV

Eh bien, Pétia... ô coeur très pur... Je vous demande pardon... Venez danser...


Elle danse avec Pétia, Ania et Varia dansent. Firs entre et pose sa canne près de la porte. Yacha apparaît à son tour et regarde les danseurs. 


YACHA

Alors, grand-père ? 


FIRS

Je ne vais pas très fort. Dans le temps, nous avions des généraux, des barons, des amiraux quand nous donnions un bal, maintenant il faut envoyer chercher l'employé de la poste, le chef de gare, et ils se font prier pour venir. Je me suis affaibli. Le vieux maître, que Dieu ait son âme, le grand-père, soignait toutes les maladies avec de la cire à cacheter. Moi j'ai pris de la cire à cacheter tous les matins pendant vingt ans, peut-être plus. C'est peut-être pour ça que je suis encore vivant. 


YACHA

Tu nous ennuies, grand-père ! (Il bâille.) Tu ferais mieux de crever bientôt. 


FIRS

Allez ! va... propre à rien ! (Il marmonne.)


Trofimov et Lioubov passent en dansant de la salle de bal au salon. 


LIOUBOV

Merci, je vais m'asseoir un peu... (Elle s'assied.) Je suis fatiguée. 


Ania entre. 


ANIA, agitée. 

A la cuisine, un homme vient de dire que la cerisaie est vendue ! 


LIOUBOV

A qui ? 


ANIA

Il ne l'a pas dit. Il est parti. 


Elle danse avec Trofimov, et ils passent en dansant dans la salle de bal. 


YACHA

C'était un vieux radoteur. Il n'est pas d'ici. 


FIRS

Et Léonid Andréevitch qui n'est pas rentré. Il porte un manteau léger, de demi-saison. Il est capable de prendre froid. Eh, c'est jeune et c'est vert ! 


LIOUBOV

Je vais mourir. Yacha, allez savoir à qui c'est vendu. 


YACHA

Mais il est parti depuis longtemps, le vieux. (Il rit.)


LIOUBOV, un peu irritée. 

Et de quoi riez-vous ? Qu'est-ce qui vous réjouit ? 


YACHA

Epikhodov est tellement drôle. Un homme complètement vide. Vingt-deux malheurs ! 


LIOUBOV

Firs, si la propriété est vendue, où iras-tu ? 


FIRS

J'irai où vous m'ordonnerez d'aller. 


LIOUBOV

Pourquoi as-tu cette mine ? tu es malade ? Tu devrais aller te coucher...


FIRS

Oui... (Avec un sourire moqueur.) Je vais me coucher, et qui va servir, qui va s'occuper de tout ? Je suis le seul, pour toute la maison. 


YACHA, à Lioubov. 

Lioubov Andréevna ! Permettez-moi de vous demander une faveur, soyez généreuse. Si vous retournez à Paris, emmenez-moi avec vous, je vous en supplie. C'est positivement impossible pour moi de rester ici. (Il regarde autour de lui et parle très bas.) Je n'ai pas besoin de vous le dire, vous le voyez par vous-même, c'est un pays sans culture, sans moralité, et d'un ennui. A la cuisine, la nourriture est infecte, et ce Firs qui rôde partout en ronchonnant des idioties. Emmenez-moi, je vous en supplie. 


Entre Pichtchik. 


PICHTCHIK

Permettez-moi de vous inviter... pour un tour de valse, très belle dame... (Lioubov s'éloigne avec lui.) Enchanteresse, mais vous donnerez quand même cent quatre-vingt roubles... Vous me les donnerez... (Ils dansent.) Cent quatre-vingt roubles...


Lioubov et Pichtchik passent dans la salle de bal. 


YACHA, chantant doucement. 


"Comprendras-tu jamais 

Les tourments de mon âme..."


Dans la salle de bal apparaît un personnage coiffé d'un haut-de-forme gris, portant des pantalons à carreaux, qui agite les bras et qui saute. On crie : "Bravo, Charlotte Ivanovna." Douniacha s'arrête pour se poudrer le visage.


DOUNIACHA

Mademoiselle m'a ordonné de danser - il y a beaucoup de messieurs et ça manque de dames - mais la danse me fait tourner la tête et j'ai le cœur qui bat. Firs Nicolaévitch, l'employé de la poste vient de me dire une chose qui m'a coupé le souffle. 


La musique s'arrête. 


FIRS

Qu'est-ce qu'il t'a dit ? 


DOUNIACHA

Toi, il m'a dit, tu es comme une fleur. 


YACHA, bâillant. 

Bande d'ignorants. 


Il sort. 


DOUNIACHA

Comme une fleur... Je suis une jeune fille si délicate, j'aime à la folie les mots tendres. 


FIRS

Tu finiras bien par chuter. 


Epikhodov entre. 


EPIKHODOV

Douniacha, vous ne voulez plus me voir... Comme si j'étais quelque insecte. (Il soupire.) Ah, la vie ! 


DOUNIACHA

Qu'est-ce que vous voulez ? 


EPIKHODOV

Sans le moindre doute, vous avez peut-être raison... (Il soupire.) Mais si on y regarde d'un point de vue, alors, et je me permettrai de m'exprimer ainsi, excusez-moi pour ma franchise, vous m'avez absolument réduit à un état d'esprit. Je connais ma fortune, chaque jour quelque malheur me frappe, mais je m'y suis accoutumé depuis longtemps, si bien qu'à présent je contemple mon sort avec le sourire. Vous m'avez donné votre parole, et quoique je...


DOUNIACHA

Je vous en prie, nous en parlerons plus tard, maintenant laissez-moi tranquille, je rêve. 


Elle joue avec son éventail. 


EPIKHODOV

J'ai un malheur par jour et je me permettrai de m'exprimer ainsi, je ne fais qu'en sourire, et même qu'en rire. 


Varia entre, venant de la salle de bal. 


VARIA

Tu es toujours là, Sémion ? Quel individu sans respect ! (A Douniacha.) Va-t'en d'ici, Douniacha. (A Epikhodov.) D'abord tu joues au billard et tu casses une queue, puis tu te promènes dans le salon, comme un invité. 


EPIKHODOV

Exiger ainsi de moi, permettez-moi de m'exprimer, vous n'avez pas le droit. 


VARIA

Je n'exige rien, je te dis simplement que la seule chose qui t'intéresse, c'est de te trimbaler d'un endroit à l'autre, sans jamais toucher à ton travail. Nous avons un comptable, qui sait pour quoi faire ! 


EPIKHODOV, offensé. 

Si je travaille, si je me promène, si je mange ou si je joue au billard sont matières à être discutées par personnes de compréhension plus âgées. 


VARIA

Tu oses me dire ça ! (Elle s'enflamme.) Ça te fait rire ? Tu dis que je ne comprends rien ? Allez, dehors ! Immédiatement ! 


EPIKHODOV, effrayé.

Je vous prie de vous exprimer avec plus de délicatesse. 


VARIA, perdant tout contrôle. 

Allez ! Dehors ! Tout de suite, dehors ! (Il va vers la porte, elle le suit.) Vingt-deux malheurs ! Fiche le camp d'ici ! Disparais de ma vue ! 


Epikhodov sort et derrière la porte on entend sa voix qui dit : "Je me plaindrai à votre sujet." 


VARIA

Ah, tu reviens ? (Elle saisit la canne laissée par Firs près de la porte.) Allez, viens... Viens un peu, viens, je vais te montrer... Tu viens ?... Ah, te voilà, tiens...


Elle brandit la canne, et c'est Lopakhine qui entre. 


LOPAKHINE

Merci du fond du cœur. 


VARIA, moqueuse et irritée. 

C'est ma faute ! 


LOPAKHINE

Ce n'est rien. Merci beaucoup pour ce charmant accueil. 


VARIA

Il n'y a pas de quoi. (Elle s'en va, puis se retourne et demande avec douceur.) Je ne vous ai pas fait mal ? 


LOPAKHINE

Non, non, ce n'est rien. J'aurai une grosse bosse et c'est tout. 


Des voix, dans la salle de bal, annoncent : "Lopakhine est arrivé ! Ermolaï Alexéevitch est là !"


PICHTCHIK

Enfin mes yeux le voient, mes oreilles l'entendent... (Il embrasse Lopakhine.) Mon ami, mon cher cœur, tu sens quelque peu le cognac. Nous aussi, nous prenons du bon temps, ici. 


Entre Lioubov. 


C'est vous, Ermolaï Alexeévitch ? Pourquoi si tard ? Où est Léonid ? 


LOPAKHINE

Il est revenu avec moi. Il arrive. 


LIOUBOV, agitée. 

Alors ? La vente a eu lieu ? Mais dites-moi ! 


LOPAKHINE, confus, craignant de montrer sa joie. 

La vente s'est terminée vers quatre heures... On a raté le train, il a fallu attendre neuf heures et demie. (Il soupire profondément.) Ouf ! J'ai un la tête qui tourne...


Entre Gaev. Il tient dans la main droite quelques paquets et de la gauche il essuie ses larmes. 


LIOUBOV

Léonid, alors ? Alors quoi, Léonid ? (Impatiente, les larmes aux yeux.) Pour l'amour de Dieu, dites-moi vite... 


Gaev ne répond pas. Il fait un geste de la main et dit à Firs, en pleurant : 


GAEV 

Prends ça... Il y a des anchois, des harengs de Kertch... Je n'ai rien mangé aujourd'hui... J'ai tellement souffert ! 


La porte de la salle de billard est ouverte. On entend le bruit des billes et la voix de Yacha : "Quinze et trois dix- huit." Gaev change d'expression, il ne pleure plus. 


GAEV

Je meurs de fatigue. Viens m'aider à me changer, Firs. 


Il sort, suivi par Firs. 


PICHTCHIK

Qu'est-ce qui s'est passé à la vente ? Raconte-nous ! 


LIOUBOV

La cerisaie est vendue ? 


LOPAKHINE

Vendue. 


LIOUBOV

Qui l'a achetée ?


LOPAKHINE

Moi. 


Un temps. Lioubov est très frappée. Si elle ne se tenait pas près du fauteuil et de la table, elle serait tombée. Varia détache le trousseau de clés de sa ceinture, le jette sur le sol au milieu du salon et sort.  


LOPAKHINE

C'est moi qui l'ai achetée. Un petit instant, s'il vous plaît, mes dames et messieurs, ma tête tourne, je ne peux pas parler... (Il rit.) Quand on est arrivés à la vente, Dériganov était déjà là. Léonid Andréevitch n'avait que quinze mille roubles et d'entrée, en plus de la dette, Dériganov a offert trente mille. Quand j'ai vu ça, je m'y suis mis et j'ai offert quarante mille. Lui quarante-cinq. Et moi cinquante-cinq. C'est-à-dire qu'il poussait de cinq chaque fois et moi de dix... Et ainsi de suite jusqu'à la fin. En plus de la dette, j'ai offert quatre-vingt-dix mille et je l'ai eue. Maintenant, la cerisaie est à moi ! A moi ! (Il rit très fort.) Dieu de Dieu, la cerisaie est à moi ! Dites-moi que je suis saoul, que je suis fou, que je l'imagine, tout ça... (Il tape des pieds.) Ne riez pas de moi ! Si mon père et mon grand-père sortaient de leur cercueil et voyaient ce qui se passe, comment moi, leur Ermolaï, battu, illettré, Ermolaï qui courait pieds nus même en hiver, comment ce même Ermolaï a acheté cette propriété, la plus belle du monde... J'ai acheté la propriété où mon père et mon grand-père étaient des serfs, où ils n'avaient pas le droit d'entrer, pas même dans la cuisine... Je suis endormi, ce n'est qu'un rêve, une vision... C'est le travail de votre imagination envahie par le noir, par l'inconnu... (Il ramasse les clés et sourit gentiment.) Elle a jeté les clés, c'est pour montrer qu'elle n'est plus la maîtresse ici. (Il fait tinter les clés.) Ça ne fait rien. (On entend l'orchestre qui s'accorde.) Hé, les musiciens, jouez ! Je veux vous entendre ! Venez, tout le monde, venez voir comment Ermolaï Lopakhine va porter la hache dans la cerisaie, comment les arbres vont tomber sur la terre ! Nous construirons des villas, et nos petits-enfants, et nos arrière-petits-enfants connaîtront ici une vie nouvelle... Allez, musique ! 


La musique commence. Lioubov s'est effondrée sur une chaise et elle pleure amèrement. 


LOPAKHINE, avec reproche. 

Mais pourquoi, pourquoi vous ne m'avez pas écouté ? Ma pauvre amie, il est trop tard maintenant. (Avec des larmes.) Ah, si tout ça pouvait passer très vite, si elle pouvait changer, notre vie malheureuse, maladroite...


PICHTCHIK, lui prenant le bras, à mi-voix. 

Elle pleure. Allons dans la salle de bal, laissons-la seule... Viens... 


Il prend son bras et l'emmène dans l'autre salle. 


LOPAKHINE

Qu'est-ce qui se passe ? Plus fort, la musique ! Que tout soit fait comme je veux ! (Avec ironie.) C'est le nouveau maître qui arrive, le propriétaire de la cerisaie ! (Il heurte une petite table et manque de renverser un chandelier.) J'ai de quoi payer pour tout ça ! 


Il sort avec Pichtchik. Dans le salon, il ne reste que Lioubov qui, toujours tassée sur sa chaise, pleure amèrement. La musique joue doucement. Ania et Piotr entrent rapidement. Ania s'agenouille devant sa mère. Piotr reste à l'entrée de la salle de bal. 


ANIA

Maman !... Maman, tu pleures ? Ma chère, ma douce, ma merveilleuse maman, je t'aime... Je te bénis. La cerisaie est vendue, elle est partie, c'est vrai, c'est vrai, mais ne pleure pas, maman, tu as ta vie devant toi, et ton âme, bonne et pure... Viens avec moi, viens ma chérie, nous partirons d'ici, viens !... Nous planterons un nouveau jardin, encore plus splendide, tu le verras, tu comprendras, et la joie, une joie tranquille et profonde descendra dans ton âme, comme le soleil à l'heure du soir, et tu auras le sourire, maman !... Viens, ma chérie, viens ! 


























ACTE IV


Le décor du premier acte. Il n'y a plus de rideaux aux fenêtres, ni de tableaux. Quelques meubles sont empilés dans un coin, comme pour être vendus. Une sensation de vide. Près de la porte du vestibule, au fond, des valises, des malles, des baluchons sont entassés. 

La porte de gauche est ouverte et on entend la voix de Varia et d'Ania. Lopakhine, debout, attend. Yacha tient un plateau avec des coupes de champagne. Dans le vestibule, Epikhodov ficelle une caisse. 

On entend du bruit et des voix : les paysans sont venus dire au revoir. La voix de Gaev leur dit : "Merci, mes frères, merci." 


YACHA

Les moujiks sont venus dire au revoir. Moi je pense, Ermolaï Alexéevitch, que ce sont de braves gens, mais qu'ils ne comprennent pas grand-chose. 


Le bruit s'efface peu à peu. Lioubov et Gaev entrent. Lioubov ne pleure plus, mais elle est très pâle, son visage est tremblant, elle ne peut pas parler. 


GAEV

Tu leur as donné ton porte-monnaie, Liouba. Ce n'est vraiment pas possible ! Pas possible ! 


LIOUBOV

Je n'ai pas pu m'en empêcher ! Je n'ai pas pu ! 


Ils sortent. Lopakhine s'adresse à eux par la porte : 


LOPAKHINE

Je vous le demande humblement ! Acceptez une coupe avant de partir. Je n'ai pas pensé à en apporter de la ville, et à la gare je n'en ai trouvé qu'une bouteille. Je vous en prie ! (Un temps.) Non ? Vous n'en voulez pas ? Si j'avais su - je ne l'aurais pas achetée. D'ailleurs, moi non plus, je n'en veux pas. 


Yacha, précautionneusement, pose le plateau sur une chaise. 


Yacha, prends une coupe, toi au moins. 


YACHA

Je bois au départ ! Et bien du bonheur à ceux qui restent ! (Il boit.) Ce n'est pas du vrai champagne, je vous le certifie. 


LOPAKHINE

Huit roubles la bouteille. (Un temps.) Il fait un froid du diable, ici. 


YACHA

Ils n'ont pas chauffé aujourd'hui. Puisque nous partons. (Il rit.)


LOPAKHINE

QU'est-ce qui te prend ? 


YACHA

Rien. C'est la joie. 


LOPAKHINE

C'est le mois d'octobre, mais il fait calme et il y a du soleil comme en été. C'est bon pour la construction. (Il regarde sa montre et parle en direction de la porte.) Attention, le train part dans quarante-six minutes ! Ça veut dire qu'il faut partir dans vingt minutes. Pressez un peu. 


Entre Trofimov, qui porte un pardessus. 


TROFIMOV

On dirait que c'est l'heure de partir. Les voitures sont devant la porte. Où diable sont passés mes caoutchoucs ? Ils ont disparu. (Il appelle.) Ania, mes caoutchoucs ont disparu ! Je ne les trouve pas ! 


LOPAKHINE

Et moi je dois aller à Kharkov. Je prendrai le même train que vous. Je resterai tout l'hiver à Kharkov. J'ai passé mon temps à bavarder avec vous, je me suis crevé à ne rien faire. Je ne peux pas vivre sans travailler, je ne sais que faire de mes mains, elles pendent bizarrement, comme si elles étaient à quelqu'un d'autre. 


TROFIMOV

Nous allons partir tout de suite, et vous pourrez reprendre vos utiles travaux. 


LOPAKHINE

Viens boire un verre. 


TROFIMOV

Non. 


LOPAKHINE

Alors, maintenant c'est Moscou ? 


TROFIMOV

Oui, je les accompagne à la ville et demain je vais à Moscou. 


LOPAKHINE

Oui... ALors les professeurs ont suspendu leurs cours, ils attendent ton arrivée ! 


TROFIMOV

Ça ne te regarde pas. 


LOPAKHINE

Ça fait combien d'années que tu étudies à l'Université ? 


TROFIMOV

Cherche quelque chose de neuf. Ça, c'est vieux et bête. (Cherchant ses caoutchoucs.) Tu sais, on ne se reverra probablement jamais, alors laisse-moi te donner un conseil d'adieu : ne balance pas tes bras ! Perds cette habitude - ne balance pas. Autre chose : construire des villas, espérer qu'avec le temps les estivants deviendront propriétaires, ce genre de calculs - c'est comme balancer les bras, c'est pareil... Et pourtant je t'aime. Tu as des doigts fins et tendres, comme un artiste. Et tu as une âme fine et tendre...


LOPAKHINE, l'entourant de ses bras. 

Adieu mon ami. Merci pour tout. Si tu en as besoin, je te donne un peu d'argent pour le voyage. 


TROFIMOV

Pour quoi faire ? Pas besoin. 


LOPAKHINE

Mais je suis sûr que vous n'en avez pas. 


TROFIMOV

J'en ai. Merci. J'en ai reçu, pour une traduction. Il est dans ma poche. (Inquiet.) Mais toujours pas de caoutchoucs ! 


VARIA, de l'autre pièce. 

Attrapez-les, vos saletés ! 


Elle jette dans la pièce une paire de caoutchoucs. 


TROFIMOV

Pourquoi êtes-vous si fâchée, Varia ? Hum... Mais ce ne sont pas mes caoutchoucs ! 


LOPAKHINE

Au printemps, j'ai semé cinq cent hectares de pavots. Résultat : quarante mille roubles net. Et quand mes pavots étaient en fleur, quel tableau ! Bref, je te dis que j'ai gagné quarante mille roubles, et si je t'offre un prêt, c'est que je peux me le permettre. Pourquoi redresser ton menton ? Je suis un moujik... Pas de manières. 


TROFIMOV

Ton père était un moujik, le mien - un pharmacien, ça ne prouve rien. (Lopakhine prend son porte-feuille.) Laisse ça, laisse ça... Tu me donnerais deux cent mille roubles, je ne les prendrais pas. Je suis un homme libre. Et tout ce que vous mettez si haut, tout ce qui est si précieux pour vous tous, riches et pauvres, n'a pas le plus petit pouvoir sur moi. C'est comme un brin de duvet qui flotte dans l'air. Je peux me passer de vous, je peux vous ignorer, je suis fort et fier. L'humanité s'avance vers la vérité la plus haute, vers le bonheur le plus haut qu'on puisse attendre sur la terre. Et je suis au premier rang ! 


LOPAKHINE

Tu y arriveras ? 


TROFIMOV

J'y arriverai. (Un temps.) J'y arriverai, ou je montrerai le chemin à d'autres. 


On entend le bruit d'une hache qui frappe un tronc d'arbre. 


LOPAKHINE

Alors adieu mon ami. C'est l'heure de partir. L'un en face de l'autre, nous dressons fièrement le menton, et la vie passe, tu sais, pendant ce temps. Quand je travaille longtemps, sans me reposer, mes pensées se font plus légères et il me semble que moi aussi, je sais pourquoi j'existe. Et il y a tant de gens en Russie, mon frère, qui ne savent pas pourquoi ils existent. Bon, tant pis, ce n'est pas ça qui fait tourner le monde. Il paraît que Léonid a accepté une place à la banque. A six mille par an... Seulement, il n'y restera pas. Trop paresseux...


ANIA, à la porte. 

Maman vous demande de ne pas couper les arbres avant son départ. 


TROFIMOV

C'est vrai, avez-vous donc si peu de tact ?...


Il sort par le vestibule. 


LOPAKHINE

Tout de suite, tout de suite... Qu'est-ce que c'est que ces gens. 


Il sort après Petia. 


ANIA

On a emmené Firs à l'hôpital ? 


YACHA

Je le leur ai dit ce matin. Je pense que c'est fait. 


ANIA à Epikhodov qui traverse la salle. 

Sémion Pantélévitch, voulez-vous voir si on a bien emmené Firs à l'hôpital ? 


YACHA, vexé. 

Je l'ai dit à Yégor ce matin. Pourquoi le demander dix fois ! 


EPIKHODOV

Ce Firs trop longtemps vivant, c'est mon opinion finale, n'est plus réparable, il devrait rejoindre ses aïeux. Et moi je ne peux que l'envier. (Il pose une valise sur un carton à chapeaux et l'écrase.) Naturellement. Je le savais. 


Il sort. 


YACHA, moqueur. 

Vingt-deux malheurs ! 


VARIA, derrière la porte. 

A-t-on emmené Firs à l'hôpital ? 


ANIA

Oui. 


VARIA

Alors pourquoi on n'a pas pris la lettre pour le docteur ? 


ANIA

Il faut vite le rattraper. 


Elle sort. 


VARIA, de la pièce voisine. 

Où est Yacha ? Dites-lui que sa mère est là, elle veut lui dire adieu. 


YACHA, avec un geste de la main. 

On ne cherche qu'à me faire perdre patience. 


Douniacha faisant semblant de s'occuper des bagages. Voyant que Yacha est seul, elle s'approche de lui. 


DOUNIACHA

Pas même un regard pour moi, Yacha. Et vous partez... Vous m'abandonnez...


Elle se met à pleurer et jette ses bras autour de lui. 


YACHA

Mais pourquoi pleurer ? (Il boit du champagne.) Dans six jours, je serai de nouveau à Paris. Demain nous prenons l'express et en route. C'est la dernière fois qu'on nous verra. C'est même difficile à croire. Vive la France !... Ici, ce n'est pas fait pour moi, je ne peux pas y vivre... Rien à faire. J'en ai assez de cette ignorance - j'en ai marre. (Il boit du champagne.) Alors pourquoi pleurer ? Conduisez-vous correctement, et vous n'aurez plus besoin de larmes. 


Douniacha se poudre en se regardant dans un petit miroir. 


DOUNIACHA

Envoyez-moi une lettre de Paris. Je vois ai aimé, Yacha, je vous ai tant aimé ! Yacha, je suis une tendre créature ! 


YACHA

Ils arrivent. 


Ils s'affairent autour des bagages en fredonnant. Entrent Lioubov, Gaev, Ania et Charlotte. 


GAEV

Il nous faudrait partir. Nous n'avons pas beaucoup de temps. (Regardant Yacha.) Qui sent le hareng, ici ? 


LIOUBOV

Dans une dizaine de minutes nous monterons en voiture... (Elle regarde autour d'elle.) Adieu ma chère maison, ma vieille grand-mère. L'hiver passera, le printemps reviendra et tu ne seras plus là. Ils vont te démolir. Tout ce que ces murs ont vu ! (Elle embrasse Ania passionnément.) Mon trésor, tu es rayonnante, tes yeux brillent comme des diamants. Tu es contente ? Très contente ? 


ANIA

Oui, très. Une nouvelle vie commence, maman ! 


GAEV, gaiement. 

C'est vrai, tout va bien maintenant. Avant de vendre la cerisaie, nous étions anxieux, nous souffrions, et depuis que tout est réglé, définitivement, irrévocablement, tout le monde s'est calmé et a retrouvé la gaieté... Me voici employé de banque, financier... Bille en tête ! Et toi, Liouba, malgré tout ça, tu as bien meilleure mine, aucun doute. 


LIOUBOV

Oui, mes nerfs vont mieux, c'est vrai. (On lui donne son manteau et son chapeau.) Je dors bien. Emportez mes affaires, Yacha, c'est l'heure. (A Ania.) Nous nous reverrons bientôt, ma petite fille... Je vais à Paris. J'y vivrai avec l'argent que ta grande-tante nous avait envoyé pour acheter la propriété - Vive la tante ! - Mais cet argent ne durera pas longtemps. 


ANIA

Tu reviendras bientôt, n'est-ce pas maman ? Bientôt !... Pendant ce temps je vais étudier, je vais passer mes examens, puis je travaillerai, je t'aiderai. Nous lirons des tas de livres ensemble... n'est-ce pas maman ? (Elle embrasse les mains de sa mère.) Nous lirons pendant les longues soirées d'automne, nous lirons beaucoup de livres, et un monde nouveau, merveilleux, s'ouvrira devant nous... (Elle rêve.) Reviens, maman...


LIOUBOV

Je reviendrai, mon trésor. 


Elle prend sa fille dans ses bras. Entrent Lopakhine et Charlotte, qui chante doucement. 


GAEV

Charlotte est contente, elle chante. 


Charlotte prend un paquet qui ressemble à un bébé emmailloté. 


CHARLOTTE

Do-do, l'enfant do... (On entend pleurer l'enfant : "ou-a-ou-a !") Oh, comme je te plains ! (Elle rejette le paquet.) Vous me trouverez une autre place, n'est-ce pas ? Je ne peux pas rester comme ça. 


LOPAKHINE

On trouvera, Charlotte, ne vous inquiétez pas. 


GAEV

Tout le monde nous abandonne, Varia s'en va... Brusquement, on n'a plus besoin de nous. 


CHARLOTTE

Je n'ai aucun endroit où habiter, enville. Il faut partir... (Elle chantonne.). Ça ne fait rien. 


Entre Pichtchik. 


LOPAKHINE

La merveille de la nature ! 


PICHTCHIK, hors d'haleine. 

Aïe, laissez-moi reprendre mon souffle... Je n'en peux plus... Très respectable compagnie... Donnez-moi un verre d'eau...


GAEV

Besoin d'argent, je suppose ? Votre fidèle serviteur. Je préfère partir avant que ça se gâte...


Gaev sort. 


PICHTCHIK

Je ne suis pas venu vous voir de quelque temps... très belle d... (A Lopakhine.) Tu es là... Content de te voir... Homme au cerveau immense... Tiens... Prends ça... (Il donne de l'argent à Lopakhine.) Quatre cents roubles... Je ne t'en dois plus que huit cent quarante...


LOPAKHINE, surpris, haussant les épaules. 

On croit rêver... Où as-tu trouvé ça ? 


PICHTCHIK

Attends... Quelle chaleur... Un évènement très extraordinaire. Des Anglais sont arrivés chez moi et ils ont trouvé dans la terre une argile blanche... (A Lioubov.) Et voic quatre cents roubles pour vous... Ma belle, ma merveilleuse dame... (Il lui donne l'argent.) Le reste, plus tard. (Il boit de l'eau.) A l'instant, dans le train, un jeune homme racontait, je crois bien... qu'un grand philosophe conseille aux gens de sauter des toits... "Sautez !" - il dit, "C'est tout le problème !" (Etonné.) Voyez-vous ça ! De l'eau ! 


LOPAKHINE

Qu'est-ce que c'est que ces Anglais ? 


PICHTCHIK

Je leur ai loué ce bout de terrain avec de l'argile blanche, pour vingt-quatre ans... Et maintenant excusez-moi, je n'ai pas le temps... Il faut que je file ailleurs... Chez Znoïkov... Chez Kardamonov... Je dois de l'argent à tout le monde... (Il boit.) Bonne santé... Je repasserai jeudi...


LIOUBOV

Nous déménagerons en ville, maintenant. Et demain je pars à l'étranger...


PICHTCHIK

Comment ? (Très inquiet.) Pourquoi en ville ? Ah, je vois, les meubles... les bagages... Ce n'est rien... (A travers les larmes.) Ce n'est rien... Très intelligents, ces gens... ces Anglais... Ce n'est rien... (A travers les larmes.) Soyez heureuse... Dieu vous aidera... Ce n'est rien. Tout a une fin en ce monde... (Il baise la main de Lioubov.) Et si vous apprenez un jour que ma fin est venue, souvenez-vous de ce... de ce vieux cheval, et dites : "Il y avait une fois dans le monde un certain Siméonov-Pichtchik... Que Dieu ait son âme..." Un temps merveilleux... vraiment !... (Il sort, très troublé, revient aussitôt et parle de la porte.) Dachenka vous envoie ses amitiés ! 


Il sort. 


LIOUBOV

Maintenant nous pouvons partir. Je m'en vais avec deux inquiétudes. D'abord - Firs, qui est malade. (Elle regarde sa montre.) Nous avons encore cinq minutes...


ANIA

Maman, on a envoyé Firs à l'hôpital. Yacha s'en est occupé ce matin. 


LIOUBOV

Mon autre chagrin - c'est Varia. Elle est habituée à se lever de bonne heure, à travailler, et maintenant, sans travail, elle est comme un poisson hors de l'eau. Elle a maigri, elle est pâle et elle pleure, pauvre petite... (Un temps.) Ermolaï Alexéevitch, j'ai rêvé... de la marier avec vous. Et tout laissait supposer que vous l'épouseriez. (Elle murmure quelque chose à Ania, celle-ci fait un signe à Charlotte, elles sortent toutes les deux.) Elle vous aime, c'est quelqu'un selon votre coeur, et je ne comprends pas, je ne comprends pas pourquoi vous semblez vous éviter. Je ne comprends pas ! 


LOPAKHINE

Je l'avoue, moi non plus je ne comprends pas. Tout est si étrange... S'il nous reste un peu de temps, je serais prêt maintenant... Finissons-en - et basta. Mais sans vous je sens que je ne ferai jamais ma demande. 


LIOUBOV

Merveilleux. D'ailleurs, ça ne prendra qu'une minute. Je l'appelle tout de suite...


LOPAKHINE

Et par chance nous avons du champagne. (Il regarde les coupes.) Vide, quelqu'un l'a bu. (Yacha toussote.) Ce qui s'appelle siffler...


LIOUBOV, animée. 

Excellent. Nous allons sortir... Yacha, allez ! Je l'appelle... (Vers la porte.) Varia, laisse tout et viens ici ! Viens ! 


Elle sort avec Yacha. 


LOPAKHINE, regardant sa montre. 

Oui...


Un temps. Derrière la porte on entend un rire étouffé, un murmure. Enfin, Varia entre. Pendant un bon moment, elle regarde attentivement les bagages. 


VARIA

Bizarre, je ne le trouve pas...


LOPAKHINE

QUe cherchez-vous ? 


VARIA

Je l'ai emballé moi-même, et je ne sais plus où. 


Un temps. 


LOPAKHINE

Où irez-vous maintenant, Varvara Mikhaïlovna ? 


VARIA

Moi ? Chez les Ragouline. J'ai accepté de m'occuper de leur maison. Comme une sorte de gouvernante. 


LOPAKHINE

A Yashnevo ? C'est bien à soixante-dix kilomètres. (Un temps.) Ici, dans cette maison, la vie est finie. 


VARIA, regardant toujours les bagages. 

Mais où est-il ?... Peut-être je l'ai mis dans la malle... Oui, la vie dans cette maison est finie. Et elle ne reprendra jamais...


LOPAKHINE

Et moi je m'en vais à Kharkov maintenant... par le même train. Beaucoup de choses à faire. Je laisse Epikhodov ici... Je l'ai engagé. 


VARIA

Pourquoi pas ! 


LOPAKHINE

L'an passé, à la même époque, il neigeait déjà si vous vous rappelez, et aujourd'hui le temps est calme, il fait soleil. La seule chose, c'est le froid... Pas loin de trois degrés. 


VARIA

Je n'ai pas regardé. (Un temps.) D'ailleurs, notre thermomètre est cassé...


Une voix venant de la cour appelle : "Ermolaï Alexéevitch !" On dirait que LOpakhine attend cet appel depuis longtemps. 


LOPAKHINE

J'arrive ! 


Il sort rapidement. Varia, assise par terre, la tête posée sur un ballot de vêtements, sanglote sans bruit. La porte s'ouvre. Lioubov entre silencieusement. 


LIOUBOV

ALors ? (Un temps.) C'est l'heure de partir. 


Varia ne pleure plus. Elle essuie ses yeux. 


VARIA

Oui petite maman, c'est l'heure. Je peux arriver ce soir chez les Ragouline. Pourvu qu'on ne rate pas le train...


LIOUBOV, vers la porte. 

Ania, habille-toi ! 


Entrent Ania, puis Gaev et Charlotte. Gaev porte un manteau chaud avec un capuchon. Entrent aussi les domestiques, les cochers. Epikhodov s'affaire autour des bagages. 


LIOUBOV

Et maintenant, on peut se mettre en route ! 


ANIA, joyeuse. 

En route ! 


GAEV

Mes amis, mes chers, mes très chers amis ! En quittant pour toujours cette maison, je ne peux pas rester silencieux. Comment retenir, comment ne pas exprimer, tout en disant adieu, les sentiments qui emplissent en ce moment tout mon être...


ANIA, suppliante. 

Mon oncle ! 


VARIA

Pas la peine, petit oncle ! 


GAEV, tristement. 

Pleine bille sur la rouge... Je me tais. 


Entrent Trofimov, puis Lopakhine. 


TROFIMOV

Allons, tout le monde, c'est l'heure ! 


LOPAKHINE

Epikhodov, mon manteau ! 


LIOUBOV

Encore une minute... Je vais m'asseoir. Il me semble que je n'ai jamais vu comment sont les murs de cette maison, ni le plafond, je les regarde à présent avec avidité, avec un amour si tendre...


GAEV

Je me rappelle, j'avais six ans, c'était pour la Trinité, j'étais assis à cette fenêtre, je regardais mon père qui allait à l'église...


LIOUBOV

On a emporté toutes les affaires ? 


LOPAKHINE

On dirait bien. (A Epikhodov, en mettant son manteau.) Epikhodov, veille à ce que tout soit en ordre. 


EPIKHODOV, enroué. 

Soyez tranquille, Ermolaï Alexéevitch ! 


LOPAKHINE

QU'est-ce qui est arrivé à ta voix ? 


EPIKHODOV

Je viens de boire de l'eau, et j'ai avalé quelque chose. 


YACHA, avec mépris. 

Ignorance...


LIOUBOV

Nous allons partir - ici il ne restera plus une âme. 


LOPAKHINE

Jusqu'au printemps. 


Varia tire sèchement son parapluie d'un paquet, comme si elle allait frapper Lopakhine. Lopakhine fait semblant d'avoir peur. 


VARIA

Mais non, mais non... je n'y songeais pas ! 


TROFIMOV

Allons-y tout le monde, en voiture... C'est l'heure ! Le train va arriver ! 


VARIA

Petia, les voilà, vos caoutchoucs, près de la valise. (Avec des larmes.) Ils sont si sales, si vieux...


TROFIMOV, mettant ses caoutchoucs. 

Allons-y !...


GAEV, très troublé, essayant de ne pas pleurer. 

Le train... La gare... La rouge au milieu, ça tourne dans le coin...


LIOUBOV

Allons-y ! 


LOPAKHINE

Tout le monde est là ? Plus personne là-bas ? (Il ferme à clé la porte de gauche.) On a rangé des choses ici, il faut fermer à clé. Allons-y ! 


ANIA

Adieu, maison ! Adieu, la vieille vie ! 


TROFIMOV

Bonjour, la vie nouvelle ! 


Il sort avec Ania. Varia regarde autour d'elle et sort lentement. Yacha et Charlotte avec son petit chien sortent à leur tour. 


LOPAKHINE

Bon, alors au printemps... Allons, partons... Au revoir ! 


Il sort. Lioubov et Gaev restent seuls. Comme s'ils n'avaient attendu que ce moment, ils se jettent dans les bras l'un de l'autre et sanglotent sans bruit, en se retenant, de crainte que quelqu'un les entende. 


GAEV, désespéré. 

Ma soeur, ma soeur...


LIOUBOV

O mon très cher, mon tendre et beau jardin ! Ma vie, ma jeunesse, mon bonheur, adieu ! Adieu ! 


On entend la voix d'Ania qui appelle joyeusement : "Maman ! Maman !", et la voix de Trofimov, gaie, animée : "Oho !" 


LIOUBOV

Un dernier regard sur les murs, sur les fenêtres... Pauvre maman, elle aimait tellement marcher dans cette pièce...


GAEV

Ma soeur, ma soeur !...


De nouveau la voix d'Ania : "Maman !" et celle de Trofimov : "Ahou !"


LIOUBOV

Nous venons !...


Ils sortent. 

La pièce reste vide. On entend qu'on ferme à clé toutes les portes, que les voitures démarrent. Puis le silence. Dans ce silence, on n'entend que le bruit sourd d'une hache contre un arbre. Bruit solitaire et triste. 

Puis on entend des pas. Par la porte de droite, entre Firs. Il est habillé comme toujours d'un veston et d'un gilet blancs. Il porte des pantoufles. Il est malade. Il s'approche de la porte et tourne la poignée. 


FIRS

Fermée à clé. Ils sont partis... (Il s'assied sur le divan.) M'ont oublié... Ce n'est rien... Je vais m'asseoir un peu ici... Et Léonid Andréevitch n'a sans doute pas mis sa pelisse, il est parti avec son manteau... (Il soupire, soucieux.) Et je n'y ai pas fait attention... C'est jeune et vert ! (Il marmonne quelque chose qu'on ne comprend pas.) La vie est passée, c'est comme si je n'avais pas vécu. (Il s'allonge.) Je vais m'allonger un peu... Tu n'as plus de force, il ne te reste rien, rien du tout... Eh, toi... Propre à rien !...


Il est couché et il ne bouge pas. On entend au loin, comme venant du ciel, le bruit d'une corde qui se casse, bruit qui meurt tristement. 

Le silence revient et on n'entend plus que les coups de hache contre les troncs d'arbre, au moin, dans le jardin. 




REN ZUR
Suivant

Dialogue de la nature et d'un Islandais.